Людовик-Филипп Сегюр - Записки графа Сегюра о пребывании его в России в царствование Екатерины II. 1785-1789

В тогдашней европейской политике господствовали мелочные козни, неизвестность и тьма. Воронцов писал, что лондонский кабинет возбуждает шведского короля к войне, а Монморен этому не верил; Нолькен, шведский министр, все оставался в дружбе со мною, но был откровенен только с англичанами и пруссаками. Боевой огонь должен был рассеять этот туман, закрывавший взоры политиков. Густав прибыл в Финляндию, подошел к русской границе с 30 000 человек, а эскадра его крейсировала в заливе. Датское правительство объявило шведскому королю, что оно останется нейтральным в том только случае, если русские нападут на Густава; если же сам он начнет войну, то и Дания возьмется за оружие. Но нельзя было долее сомневаться на счет намерений шведского короля. Императрица, впервые испуганная, приказала первым гвардейским батальонам каждого полка готовиться к походу. Эти неприятности были несколько рассеяны приездом курьера с известием о победе, одержанной над турками Джонсом и Нассау-Зигеном. Не сообщали еще подробностей, но говорили, что разбиты три турецких корабля. Скоро узнали мы, под каким предлогом Густав III старался скрыть свое явное нападение. С некоторого времени он нарочно все твердил о воинственном настроении России и навел тревогу на всю Швецию; граф Разумовский, чтобы рассеять эту тревогу, представил шведскому правительству официальную ноту, в которой объяснил причины вооружений, предпринимаемых в России. Объяснив настоящую цель их намерением побороть турок в Архипелаге, он напоминал и приводил все доказательства дружелюбного расположения императрицы к Швеции: Россия недавно помогла Финляндии во время неурожая; будучи поставлена в необходимость вооружить флот, она об этом тотчас же известила шведского короля, также как и монархов других держав, состоявших с нею в дружественных отношениях. Разумовский объявил, что так как король, основываясь на ложных слухах, снаряжал свои сухопутные и морские силы, то императрица вынуждена была принять меры для защиты границ своей империи; что между тем как шведское правительство, по-видимому, доверяется слухам, приписывающим государыне враждебные замыслы, она хочет убедить короля, министров и вообще лица, принимающие участие в правлении, и шведский народ, что она к ним дружелюбно расположена. Она надеется доказать им, что никогда не думала нападать на Швецию, что вооружения ее имеют значение оборонительное, и что она только желает сохранить согласие свое с королем. Густав, связанный конституциею, которая не дозволяла ему начать войну без согласия государственных чинов, хотел, нападая, не иметь вида зачинщика; поэтому нота русского министра не только не успокоила, но раздражила его. По его приказанию, церемониймейстер двора объявил Разумовскому, что, употребив выражения: «лица, участвующие в правлении, и шведский народ». министр заговорил языком прежних русских послов, и что выражение это неприлично теперь, потому что правит король один, и конституция изменена. «Следовательно, — говорилось в шведской ноте, — король, — не полагая, чтобы русский министр был уполномочен своей государынею к такому образу действий, не признает более графа Разумовского в качестве посланника и запрещает своим министрам входить в сношение с ним. Только из уважения в его сану он дает ему восемь дней на сборы к отъезду; по истечении этого срока для него приготовлены будут суда, на которых он может отправиться в Россию». Разумовский, достав с трудом копию с этой ноты, отвечал, что относительно своего отъезда он не может исполнить предписаний короля, потому что не смеет оставить своего поста без приказания государыни.

В тот день, когда известие об этом пришло в Петербург, я был в эрмитаже. Императрица с горячностью говорила о выходке Густава и спрашивала моего мнения. «В этом деле, — сказал я, — самое замечательное то, что посол самодержавной государыни оказывает такое внимание к самостоятельной нации, и что ее король этим обижается».

Я однако узнал, что русские упрекали Разумовского в поспешности его в этом деле, потому что ему приказано было представить ноту только в том случае, когда шведское министерство потребует у него объяснений. Он, может быть,, выказал излишнее усердие, но упрек все таки был несправедлив. Будучи свидетелем всех ложных слухов, которые рассевались, чтобы тревожить Швецию, он вынужден был объявить громко не только королю, но и нации и даже всей Европе, что намерения государыни клонились к миру. Теперь однако война со Швециею сделалась неизбежною; только императрица еще сомневалась в этом. Напрасно министры единодушно убеждали ее задержать флот для защиты берегов: уже три русских корабля и три фрегата вышли в море. Они встретились с шведскою флотилиею, которая потребовала у них салюта. Русский адмирал отказал в этом на основании абовского трактата, запрещающего отдавать военные почести вне портов. Но когда шведский адмирал объявил, что герцог Зюдерманландский на своем корабле, то русский адмирал отвечал, «что охотно отдает салют брату короля», и салютовал. Императрица поступила, как требовало ее благоразумие и достоинство, перестала считать барона Нолькена аккредитованным при ней и стала обращаться с ним также, как Густав с Разумовским.

Хотя граф Безбородко и сказал мне, что он ожидает оборонительного союза между Англиею, Пруссиею и Швециею, но прусский и английский министры открыто объявили, что дворы их осуждают поступок шведского короля. Я, не зная в точности, а только угадывая настоящие намерения своего двора, ограничивался мирными уверениями. Наконец буря разразилась. К удивлению Европы, Густав III, который во все правление свое и особенно после того, как усилил свою власть, ослабленную его отцом, показал так много благоразумия, умеренности и великодушия, отправил через курьера и велел передать через секретаря Шлаффа русскому правительству самую грозную, резкую ноту и сделал такие дерзкие и неприличные предложения, что они казались безумными, тем более, что они истекали от главы государства второстепенного и были обращены к такой громадной империи, какова Россия. Конец этого акта так любопытен, что привожу его здесь:

«Вот в каких обстоятельствах король отправился в Финляндию во главе своей армии и требует определенного и решительного ответа, который определит: быть ли миру, или войне. Король предлагает императрице мир на следующих условиях:

1) чтобы граф Разумовский был примерно наказан за все козни, которые он затевал в Швеции, впрочем, безуспешно, и которые нарушали дружбу, доверие и согласие, существовавшие между обеими державами, и чтобы его преемники навсегда отказались вмешиваться во внутренние дела независимого государства;