Эдуард Эррио - Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936

В пятницу состоялось заседание, посвященное внешней политике.

Докладчиком был Поль Бастид, председатель комиссии по иностранным делам палаты депутатов. Указав на нашу «твердую и действенную веру в Лигу наций согласно традиции, начало которой положил Леон Буржуа [201] Буржуа, Леон (1851-1925) – французский политический деятель и дипломат. Делегат Франции на Гаагской мирной конференции 1899 года, участвовал в составлении проекта Устава Лиги наций. – Прим ред. , он подтвердил нашу верность доктрине коллективной безопасности. «Солидарность, – говорил он, – не только порождает права, но и налагает обязанности. Совпадение наших принципов и наших интересов в этом вопросе обязывает нас проводить такую политику, которая соответствует и тому и другому, – политику честного соблюдения без всяких недомолвок своих обязательств, пользу из которой мы сможем когда-нибудь извлечь в случае возникновения других конфликтов. Солидарность при любых обстоятельствах места и времени, – справедливо заявила Франция в Женеве. Твердое коллективное сопротивление любому акту неспровоцированной агрессии, – провозгласила Великобритания. Мир неделим, – ответила Россия. Право и сила находятся по сути дела на одной стороне».

Бастид оправдывал позицию Великобритании. По его словам, дружба с этой страной втройне ценна для нас из-за ее приверженности праву, внутренней свободе и миру; он превозносил «зрелость, ясность ума и историческую флегматичность Англии». Если бы в 1919 году, как предлагал Леон Буржуа, были созданы международные силы, то это избавило бы мир от множества тревог. Необходимо поэтому осуждать любую агрессию, так как иначе можно подорвать весь Устав. Сейчас представляется возможность «усовершенствовать на опыте систему, учрежденную не для нанесения удара тому или иному государству, не для раздувания ненависти, а для того, чтобы сделать невозможным продолжение войны». Поль Бастид нашел удачное и сильное сравнение; итало-эфиопский конфликт, сказал он, «является как бы поединком между порядком и авантюрой». «Если международная организация будет ослаблена, – добавил он, – то сегодня над ней посмеются, а завтра – растопчут, и на ее развалинах отпразднуют возвращение к варварству наших предков, к разгулу всех страстей и аппетитов, которые часто объявляются священными, когда они носят коллективный характер. «Мы присутствуем при одном из самых великих опытов, которые проводил мир на протяжении жизни нескольких поколений», – говорил недавно министр иностранных дел Англии. Впервые испытывается на практике механизм коллективной безопасности. Если он окажется действенным, то это будет означать огромный прогресс. Если нет, то страшное разочарование постигнет всех тех, кто стоит за отказ от войны как средства национальной политики. На тех, кто проявит колебание, ляжет столь же тяжелая ответственность… Мы проводим не политику коалиции, не политику окружения, мы хотим построить умиротворенную Европу при помощи всеобщего равноправного сотрудничества». Выступивший затем Жак Кейзер защищал Антанту и Лигу наций.

Я должен был принять участие в дебатах. В своем выступлении я напомнил, что мы, радикалы и радикал-социалисты, на съезде в Тулузе в 1932 году первыми выступили за сближение с Италией и что, верные доктрине Революции, мы стремились не смешивать внутриполитические и внешнеполитические проблемы. Я защищал затем нашу дружбу с Англией. «В деле защиты оставшейся в мире свободы, публичного права и конституционного духа Франция и Великобритания являются дополняющими друг друга нациями. Наш союз, будь то союз по чувству или по рассудку, необходим для гарантии основных интересов, успешно защищаемых нами в этот час… Мы боремся за общие нам цели неодинаковыми средствами. Англичане действуют путем индукции; мы действуем методом дедукции. Они медленно, шаг за шагом, отправляясь от своей древней Хартии, пришли к таким понятиям, как свобода, при помощи метода, который можно назвать прагматическим развитием понятия удобства. Мы распространяем с высот своего интеллекта истины, которые считаем справедливыми, согревая их всем пылом своего сердца. В конечном счете, несмотря на различный характер наших действий, мы приходим к цели одновременно с англичанами, а иногда они оказываются у цели даже раньше нас».

Я счел необходимым поставить вопрос так: стоит Франция за Лигу наций или против нее? Будет ли она помнить о клятве, данной жертвам великой войны, или нет? Хочет ли она покончить со старой эрой и открыть новую эру или же желает возвратиться к старой системе союзов, комбинаций и политике равновесия сил, которая всегда приводила к войне? «В прошлом договор был перемирием между двумя войнами, дипломатическим актом, таившим в себе столько источников конфликта, что, являясь заключительным актом недавней войны, он в то же время был уже предвестником новой войны». Я указал на ряд успехов, достигнутых Лигой наций: ликвидация саарского режима, сохранение мира после убийства короля Александра, принятие Советского Союза в Лигу наций. Я напомнил, что в связи с итало-абиссинским конфликтом 50 членов Лиги наций высказались за совместные действия.

Это событие свидетельствует о трех важных новых обстоятельствах, увидеть которые французскому народу помешала его предвзятость: возникновение международного общественного сознания; провозглашение доктрины неделимости мира, особенно отстаиваемой представителем Советского Союза; доктрина коллективной безопасности, положенная Англией в основу ее заявлений. Я заявил, что выполнение Устава Лиги наций является для Франции делом долга и чести. Именно Франция в 1924 году в Женеве выступила за систему санкций, против которой Англия сначала возражала. «Старые химеры, – заявил я, – договор, долг, честь! Да, это старые слова, старые химеры, но я хочу умереть с ними. Старые химеры, но я хочу остаться верным им, иначе я недостоин быть истинным французом. Ибо быть французом – это не только жить на определенной территории, это – быть верным наследником традиции, которой следовали наши государственные деятели». И я воздал должное одному из них, Кайо, который в момент Агадирского кризиса сумел отвратить от нас войну. «Да разве есть народ, – говорил я, – который был бы более, чем мы, заинтересован в том, чтобы после определения агрессора применение санкций носило, так сказать, характер автоматической неизбежности?… Кем бы вы ни были и где бы вы ни находились, вы берете на себя страшную ответственность за будущее, осмеливаясь лишать надежды тех, кто наконец согласился с необходимостью быстрых автоматических санкций против агрессии». Мы говорим французскому народу: «Пойми, что верные Лиге наций демократы лучше всего защитят будущее твоей земли, твоего дома и, главное, твоих детей от возможных опасных осложнений».