Мария Башкирцева - Дневник Марии Башкирцевой
- Название:Дневник Марии Башкирцевой
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Товарищество М. О. Вольф
- Год:1900
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Мария Башкирцева - Дневник Марии Башкирцевой краткое содержание
Мария Башкирцева (1860–1884) — художница и писательница. Ее картины выставлены в Третьяковской галерее, Русском музее, в некоторых крупных украинских музеях, а также в музеях Парижа, Ниццы и Амстердама. «Дневник», который вела Мария Башкирцева на французском языке, впервые увидел свет через три года после ее смерти, в 1887 г., сначала в Париже, а затем на родине; вскоре он был переведен почти на все европейские языки и везде встречен с большим интересом и сочувствием.
Этот уникальный по драматизму человеческий документ раскрывает сложную душу гениально одаренного юного существа, обреченного на раннюю гибель. Несмотря на неполные 24 года жизни, Башкирцева оставила после себя сотни рисунков, картин, акварелей, скульптур.
Издание 1900 года, приведено к современной орфографии.
Дневник Марии Башкирцевой - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Среда, 30 мая. Я перелистывала время моих близких отношений с А… Право, удивительно, как я тогда рассуждала. Я изумлена и исполнена восхищения. Я позабыла все эти верные, правдивые рассуждения, я беспокоилась, чтобы не поверили в мою любовь (прошлую) к графу А… Слава Богу, этому нельзя поверить, благодаря моему дорогому дневнику. Нет, право, я не думала, что высказала столько истин и особенно не думала, что они приходили мне в голову. Прошел уже год, и я боялась, что написала глупости; нет, право, я довольна. Не понимаю только, как могла я вести себя так глупо и рассуждать так умно?
Должна повторить себе, что никакие советы не помешали бы мне Сделать что бы то щи было, и что мне нужна была опытность.
Мне неприятно, что я такая ученая, но это нужно и, привыкнув к этому, я буду находить, что это весьма естественно, я снова возвышусь в той идеальной чистоте, которая всегда, затаена где-то в глубине души и тогда будет еще лучше; я буду более спокойна, более горда, более счастлива, потому — что будут ценить это, хотя теперь меня это оскорбляет, словно дело идет о другой.
Ибо женщина, которая пишет, и женщина, которую я описываю — две вещи разные. Что мне до ее страданий? Я записываю, анализирую! я изображаю ежедневную жизнь моей особы; но мне, мне самой все это весьма безразлично. Страдают, плачут, радуются моя гордость, мое самолюбие, мои интересы, моя кожа, мои глаза; но я при этом только наблюдаю, чтобы записать, рассказать и холодно обсудить все эти ужасные несчастья, как Гулливер смотрел на своих лилипутов.
Мне еще многое нужно сказать, чтобы объясниться, но довольно.
Безумная, безумная, не видящая чего хочет Бог. Бог хочет, чтобы я от всего отказалась и посвятила себя искусству! Через пять лет я буду еще совсем молодая, быть может я буду прекрасна, прекрасна моей красотой… но если я буду только артистической посредственностью, которых так много?
Для выездов в свет — этого было бы достаточно, но посвятить на это всю жизнь и не достигнуть!.. В Париже, как повсюду, есть русская колония!!
Не эти пошлые соображения бесят меня, но то, что как они ни пошлы, они приводят в отчаяние и мешают мне заботиться о моем величии.
Что такое жизнь без окружающего, что можно сделать в полном одиночестве? Это заставляет меня ненавидеть весь мир, мою семью, ненавидеть себя, богохульствовать! Жить, жить!.. Святая Мария, Матерь Божия; Господи Иисусе Христе, Боже мой, помогите мне!
Но, если посвящаешь себя искусству, надо ехать в Италию!!! Да, в Рим. Это гранитная стена, о которую я постоянно разбиваю голову!..
Я остаюсь здесь.
Пятница, 17 августа. Я уверилась, что не могу жить вне Рима. В самом деле, я просто чахну, но по крайней мере мне ничего не хочется. Я отдала бы два года жизни, чтобы поехать в Рим в первый раз.
К несчастию, мы научаемся, как нам надо бы поступить, когда уже дело непоправимо.
Живопись приводит меня в отчаяние! Потому что я обладаю данными для того, чтобы создавать чудеса, а между тем я, в отношении знаний, ничтожнее первой встречной уличной девчонки, у которой заметили способности и которую посылают в школу.
По крайней мере я надеюсь, что, взбешенное потерей того, что я могла бы создать, потомство обезглавит всех членов моей семьи.
Вы думаете я еще имею желание выезжать ? Нет, это прошло. Я недовольна, раздосадована, и делаюсь артисткой, как недовольные делаются республиканцами.
Кажется, я клевещу на себя.
Суббота, 18 августа. Читая Гомера, я уподобляла тетю, когда она сердится, Гекубе во время пожара Трои. Как бы ни была я глупа, как бы ни стыдилась высказывать восхищение классиками, но никто, мне кажется, не может избегнуть этого восхищения. Какое-бы ни было ваше отвращение вечно повторять одно и тоже, как бы вы ни боялись заимствовать ваших восторгов у почитателей по профессии или повторять слова вашего профессора, но в Париже не смеют говорить об этих вещах, не осмеливаются.
А между тем ни одна современная драма, ни один роман, ни одна комедия, производящая впечатления, ни Дюма, ни Жорж Занд не оставляли во мне такого чистого воспоминания, такого глубокого, непосредственного впечатления, как описание взятия Трои.
Мне кажется, что я присутствовала при этих ужасах, слышала эти крики, видела пожар, была с семьей Приама, с несчастными, прятавшимися за алтарями богов, где зловещий огонь, пожиравший город, достиг и обнаружил их… И кто может удержаться от легкой дрожи, читая о появлении призрака Креузы?
Но когда я думаю о Гекторе, о сошедшем с городских стен с такими хорошими намерениями, бегущем перед Ахиллом и три раза обегающем город, не переставая быть преследуемым… я смеюсь!..
И герой, который пропускает ремень через ноги, или вокруг ног мертвого врага, тащит его вокруг тех-же укреплений; я представляю его себе в виде ужасного уличного мальчишки, скачущего на палке с огромной деревянной саблей на боку.
Не знаю право… но мне кажется, что только в Риме я могла бы найти удовлетворение моим всемирным мечтам… Там находишься словно на вершине мира.
Я бросила к черту «Journal d’un diplomate en Italie»; эта французская элегантность, эта вежливость, это банальное восхищение оскорбляют меня за Рим. Француз всегда мне представляется рассекающим все по косточкам длинным инструментом, — который он деликатно держит двумя пальцами, — и с лорнетом на носу.
Рим, как город, должен быть тем, чем я в моем представлении была, как женщина. Все слова, употреблявшиеся и приложимые к другим, для нас… профанация.
Воскресенье, — 19 августа. Я прочла «Ariane» Уйда. Эта книга меня опечалила и в то же время я почти желаю себе такой же участи, как судьба Жиойи.
Жиойя была воспитана на Гомере и Виргилии; по смерти отца она пешком отправилась в Рим. Там ее ждало страшное разочарование. Она думала, что увидит Рим времен Августа.
В продолжение двух лет она занималась в мастерской Марикса, знаменитого в то время скульптора, который, сам того не зная, любит ее. Но она занята только искусством до появления Илариона, поэта, который своими поэмами заставляет плакать весь свет, который надо всем смеется, миллионер, прекрасен, как бог, и везде обожаем. Пока Марикс любит молча, Иларион заставляет полюбить себя из каприза.
Конец романа меня опечалил, и между тем я тотчас бы согласилась на судьбу Жиойи. Во-первых, она обожала Рим; затем она любила всей душой. И если она и была брошена, то брошена им, если она и страдала, то из-за него. Я не понимаю, как можно быть несчастной отчего бы то ни было, если причиной тому тот, кого любишь… как она любила и как могла бы любить я, если бы я когда-нибудь любила!..
Она никогда не узнала, что он взял ее из одного каприза.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: