Валерий Перевозчиков - Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого - 2

А еще мы встретились с Володей на фильме «Наш дом». Один маленький эпизод мы играли вместе — устанавливали репродуктор. Володя был наверху, а лестница вдруг начала падать. Вовка летел вниз и кричал: «Снимайте! Снимайте!» Вот был бы кадр! Но режиссер остановил камеру.

— В общении, в простом человеческом общении каким был Высоцкий?

— Он умел слушать. Это очень важно. Тогда он меньше разговаривал, больше слушал. Я это утверждаю! Только один раз, когда мы снимались в Одессе, снимались в разных фильмах, но жили в одном номере, он всю ночь рассказывал мне, как он собирается играть Гамлета. Единственный случай на моей памяти, когда Володя всю ночь рассказывал.

— Юмор Высоцкого?

— У него был точный ситуационный юмор. Он умел делать вставки, какие-то фразы, которые были очень остроумными. И рассказывал он потрясающе — с показом, с характерами. Есть рассказчики-болтуны, а Володя всегда выходил на историю, на притчу.

— Высоцкий был надежным другом — это известно. А как конкретно он «влезал» в дела своих друзей?

— Вот вам только один пример. У меня все начиналось хорошо, а потом вдруг — обвал… Драматическая ситуация — отовсюду выгнали, развелся с женой.

Мне тогда было тридцать лет, и жить предстояло в комнате площадью восемь с половиной квадратных метров. Комната была похожа на пенал или на гроб… Сижу на полу, смотрю, а на потолке — крючок. Хоть вешайся…

Приезжает Володя с Жорой Епифанцевым… Володя видит такое дело, дает мне двадцать пять рублей: «Иди погуляй часа три…» Я возвращаюсь часа через четыре, смотрю — вся комната увешана Жориными картинами, на полу — газеты, стол из ящиков уже накрыт. Еще приехали Роман Вильдан, Сева Абдулов… Они меня тогда очень поддержали.

— Геннадий Михайлович, что вы считаете определяющей чертой характера Высоцкого?

— Главным его качеством, как мне кажется, было умение вытянуть из другого все. Если его человек действительно интересовал, то Володя вытаскивал из него абсолютно все! В этом смысле он был жуткий эгоист. И постоянное внимание к миру… Идем по улице Горького, навстречу двое мужчин. Разговаривают. Один другому говорит: «Представляешь, встречаю я его, а он — тыловая крыса — Герой Советского Союза…» Мне это врезалось в память, Володя это тоже запомнил. И через некоторое время слышу в песне:

Очень тонко чувствовал и понимал людей. Конечно, «вцеплялся» далеко не в каждого. И работа, работа, работа… Могли просидеть, проговорить всю ночь. Просыпаемся, а он сидит за столом — пишет.

А может быть, еще более важно — ведь он сделал себя сам… Даже голос! Он сделал голос, я просто уверен в этом. Он специально «сажал» голос, рвал свои связки, чтобы найти свой, пусть странный, но свой образ. Я же помню его природный голос, а пел он именно связками.

— Гитара появилась после школы, а в студии Высоцкий пел?

— Я помню его всегда с гитарой… Он все время говорил: «Надо набить подушечки». А уж после студии постоянно «приставал»: «Послушай это… А это еще лучше…» И как он из мальчика-дилетанта превратился в мастера?! Все это — постоянная работа, постоянное самосовершенствование. Разумеется, ему многое было дано от природы, но ведь это надо еще развить…

Я считаю, что главное в нем — вот этот дар «вынуть», взять самую суть! На улице, прямо из воздуха поймать слово, фразу, характер…

— Как мы теперь знаем, Высоцкий довольно много писал «на заказ»…

— Это не мешало — помогало! Задание, заказ — вот тут начинается профессионал. И в этом смысле Любимов сыграл важную роль — он выдавал Высоцкому блестящие заказы. Но очень и очень часто Володя перекрывал эти задания.

— А позже как складывались ваши личные отношения?

— В 1965 году мы поссорились. Для одного моего спектакля Володя написал песню «Корабли постоят и ложатся на курс…». Честно говоря, мне не очень понравилась мелодия, и я попросил Илью Катаева написать музыку. Володя жутко это переживал. Вот тогда, конечно, между нами пробежала черная кошечка.

И еще есть грех на моей душе… Однажды ночью Володя звонит: «Гена, хочу приехать к тебе». — «Не могу, Володя, мама очень больна…» — «Ну тогда давай встретимся, я тут недалеко, у гостиницы «Советская». — «Извини, Володя, не могу». Но когда он знал, что у меня черная полоса, Володя всегда старался мне помочь. «Продавал» меня как режиссера на радио, на телевидение… Связывал с авторами, с редакторами, а это время, это труд. Как я сейчас понимаю, он очень хотел, чтобы мне было хорошо.

Для нас Высоцкий был Володя, Вовка… И больше— памяти обыденной, бытовой. То наше время не удаляется, но уже идет другая оценка. Иногда идешь на какие-то компромиссы, делаешь ерунду… И вдруг мысль: а как Володька бы на это посмотрел? Честное слово, во мне это живет.

— Бываете ли вы в Школе-студии?

— Давно не ходил, но в прошлом году пошел на выпускной спектакль. Они поставили «Вестсайдскую историю» — сделано это было довольно слабо. А Никита Высоцкий выделялся. Из него может получиться актер, очень хороший актер, если попадет в хорошие руки.

Март 1987 г.

— Роман Мичиславович, вы учились вместе с Высоцким в Школе-студии МХАТ, дружили с ним, и, наверное, вам трудно выделить самое первое впечатление?

— Нет, я помню… Первое впечатление — вокруг Высоцкого всегда люди… Например, Валя Никулин предпочитал быть один. Сидит где-нибудь в уголке, думает или читает, а Володя органически не мог быть один. И очень остроумный человек, голос немного хрипатый… Вы знаете, что из-за хрипоты Володю не брали в студию, и он принес справку от врача, что это у него временное и с возрастом пройдет, — вот тогда его зачислили.

— Есть мнение, что Высоцкий специально « сделал» себе голос.

— Нет, это у него от природы. Мне кажется, что у Володи было хроническое несмыкание связок.

— В Школе-студии вы вместе с Высоцким играли сцену из «Преступления и наказания». И эта ваша работа запомнилась многим сокурсникам.

— И не только сокурсникам. Мы играли этот отрывок и в Музее Достоевского, и на концертах. Вот тогда Володя впервые раскрылся как артист драматического плана. Ведь когда нас брали в студию, то, как обычно, навешивали ярлыки по старым театральным канонам: это — комик, это — трагик… И Володя первые года два «проходил» как комик. А тут на Достоевском он раскрылся как человек с большой внутренней глубиной, как актер с большим драматическим накалом. Ставил эту сцену Виталий Сергачев, молодой педагог, человек нашего поколения. И именно Сергачев помог Володе раскрыться в новом качестве.