Мария Башкирцева - Неизданный дневник Марии Башкирцевой и переписка с Ги де-Мопассаном

Это сладкое безумие, которое делает меня счастливой, перед которым я останавливаюсь взволнованная, возбужденная, словно я об этом серьезно задумываюсь. И, может быть, я слишком серьезно об этом думаю, чтобы признаться в этом даже здесь. Но для этого не хватило бы жизни, в особенности моей.

Всего коснуться своей рукой, и ничего не оставить после себя!

Ах, Господи! я все же надеюсь. Ах, я так труслива и живу в таком страхе, что готова поверить в спасительность церкви.

Суббота, 10 мая 1884 г.

Утром в Салоне с Кларой Канробер. Завтракаем у Канроберов. А после — дома, где собралась целая толпа гостей. Я скучаю. Что значит скучать? Это, вероятно, месяц май меня так волнует. Да, это так!

Вечером в итальянской опере. После панегирики d’Edincelle в «Figaro» меня сильно лорнируют, что меня очень стесняет, так как я не уверена, что хорошо выгляжу. Все эти господа смотрят и лорнируют меня из всех лож.

Среда, 14 мая 1884 г.

Письмо от Ги де-Мопассана. О чем он думает, этот человек? Он бесконечно далек от того, чтобы знать, кто я такая, так как я ни с кем не говорила о нем, даже с Жюлианом. А я, — что я ему скажу?

Моя картина «Жан и Жак» удостоилась лестного упоминания в Ницце. Все наши с ума сходят от радости, исключая меня.

Пятница 16 мая 1884 г.

Отправляемся в Салон. Встречаем не мало знакомых, среди них m-lle Аббема, которая сообщает мне, что ее шурин, М. Paul Манц (из «Temps») признает за мной большой талант. Спустя немного мы встречаем известную художницу, m-lle Ароза. Она с дамой, которая представилась как дочь Поля Манца. Мне представляется немножко глупым повторять все те лестные вещи, которые они мне преподнесли. Если это обыкновенные светские люди, я никогда об этом не говорю, зная, что учтивость требует таких комплиментов. Но когда Аббема и дочь Поля Манца говорят мне о том, что думает обо мне великий критик, они сильно настаивают на своих словах и тем дают мне понять, какое неслыханное счастье для меня представляет лестное мнение такого человека, как он.

Кажется, в «Temps» была статья обо мне. Кроме того я получила 22 или 23 вырезки из различных журналов.

Очень много рассматривают мою картину, много рассматривают и меня. Я впервые одела платье из тонкой темно-синей шерсти, — очень простое и очень шикозное. На голове черная соломенная шляпа в стиле Watteau.

С тех пор, как Бастиен Лепаж болен, я забыла про все уколы самолюбия. Я не боюсь его больше; есть в этом чувстве что-то похожее на удовольствие. Вообразите себе какого-нибудь повелителя, которого привыкли приветствовать издали с униженной сдержанностью и который вдруг упал в овраг, сломал себе ногу и нуждается в вашей помощи.

Суббота, 17 мая 1884 г.

Сегодня вечером у Clovis Hugues. Ну, и любопытно же это было! Какие-то ужасные женщины, косматые поэты, исступленные сумасброды! Когда явился Мистраль, все поднялись с места, даже дамы. Этому несчастному преподнесли уйму стихов. Мистраль напоминает собой великолепного жандарма. Он пропел двадцать или тридцать куплетов, которые публика повторяла за ним хором.

Было меньше знаменитостей, нежели я могла предполагать. В конце концов были только Мистраль, Клодвиг Гюгес, Поль Арен, Жюль Гальярд, а за тем всякая мелюзга.

Я протанцевала один тур польского с Клодвигом Гюгесом. После этого я уехала с вечера в сопровождении m-me Гальярд, которая в восторге от того, что ей обо мне сказал Поль Манц.

20 мая 1884 г.

Роберт Флери говорит, что Дюезу очень нравится моя живопись. Дюез входит в состав жюри, но я буду иметь против себя стариков.

Впрочем, я очень спокойна, занята своей болезнью и планами новых работ. Этот Салон и эти картины, — все это прошлое, а я заглядываю в будущее. Пусть у меня и не будет медали, но ведь мою картину уже заметили.

Среда, 21 мая 1884 г.

Сегодня вечером у нас обедает Жюлиан. Ему не хотелось прийти, говорит он, так как у него нет добрых вестей для меня. Тем не менее все как будто недурно сходит, но когда приходит момент, каждый старается быть на стороже.

Я, такая спокойная, боюсь, что начну волноваться.

Мы прочли несколько писем Ги де-Мопассана и в этом прошел вечер.

Его чрезвычайно занимают письма мои и Мопассана. Жюлиан, в самом деле, может заменить собой публику. Он, кажется, сделал новое открытие: что я не более как фанфаронка в дерзости, а в корне вещей ребенок, которого способно сразить одно грубое слово. Он говорит, что если бы я только подождала пару дней, я могла-б написать такой ответ Мопассану, что он навеки остался-б в положении глупенького ребенка. Но так как я поспешила, то и вышло наоборот: я сыграла роль маленькой глупенькой девочки, — девочки, которая разочаровалась в своем идоле и этим уничтожена.

Четверг, 22 мая 1884 г.

Я давно уже обещала навестить Каролюса Дюрана и сегодня утром вспомнила про свое обещание. Он принимает по четвергам утром. Мы и пошли к нему.

Этот очаровательный человек одет был в бархатную куртку гранатового цвета, и, поверите ли, когда мы входили, он изображал какой-то испанский танец под звуки гитары, на которой наигрывал его друг. Впрочем, и я после играла на органе, а он пел.

Я становлюсь немного нервозной. Ровно год тому назад я испытывала подобную-же глубокую тоску. Все это пустяки!

Пятница, 23 мая 1883 г.

Открытие выставки Мейссонье в пользу ночлежных домов.

Maman — патронесса выставки.

Там имеется на 6 миллионов картин, и это не больше, чем треть того, что он сделал. Я в темно-сером платье. Встретила многих знакомых. Приятно провела с четверть часа. Оттуда мы отправляемся в Салон. Народу совсем мало. Каролюс Дюран очарователен, как всегда. Я сильно надеюсь, что он подаст голос за меня.

М. N. предупреждает о своем посещении сегодня вечером и говорит: «Не приходите все-таки в отчаяние!»

И легко заметить, что он беседовал обо мне со всеми художниками. Не есть ли это особая тактика со стороны X., чтобы довести меня до скромности и таким образом купить у меня что-нибудь очень дешево?

Получила несколько слов от архитектора.

«Chère demoiselle!

Все не более, как ослы, — положительно, все! Медали существуют только для ничтожеств. Создавайте еще лучшие вещи, — можно всегда творить все лучше и лучше — это единственный способ отомстить им. Истинный художник стоит выше всех таких интриг. Примите уверение в моей искренней дружбе и поклонении вам.

Эмиль Бастиен-Лепаж».

Среда, 28 мая 1884 г.

Я ответила М-r Жюлиану:

«Милостивый государь!

Не выводите заключение из того, что я вам вновь пишу, что я очень взбудоражена… (Я не припомню уже письма, но по существу я ему сказала, что, не желая увлекаться, я не могу более предполагать, что Жюлиан способен был сыграть комедию).