Наталья Муравьева - Беранже

Все новые песенные голоса неслись из предместий Парижа и других городов Франции. Запевалы рабочих гогетт, дети мастеровых и рабочих были разбужены и призваны в литературу непрекращающимися взрывами республиканских восстаний тридцатых годов. Многие из них сами сражались на баррикадах.

Судьбы их были различны. Одних скосили нужда и болезни. Другие перешли в стан певцов примирения, утратив свой прежний пыл и голос. Но были среди них и такие, чьи голоса окрепли в испытаниях. Эжен Потье станет участником Парижской коммуны и, поднявшись на новой волне революции к новым вершинам, создаст бессмертный пролетарский гимн «Интернационал».

Поэты-рабочие, присоединившиеся в тридцатые годы к борьбе левых республиканцев, горько переживали молчание Беранже, отход его от политических битв. Эжезипп Моро в 1835 году обратился к нему с укоряющей песней. Почему молчит он в те дни, когда монархия расправляется с участниками восстаний?

Но большинство творцов ранней пролетарской поэзии разделяло утопические мечты Беранже той поры. Многие поэты-рабочие были членами сен-симонистских песенных обществ и складывали хвалебные стихи в честь автора «Безумцев».

А Беранже, уже понявший к началу сороковых годов, что надежды его на «спасительный мост» Июльской монархии потерпели крушение, все же еще не решался звать своих молодых последователей к политической борьбе. Воспев борцов за идею, внутренне присоединившись к ним, он еще не отваживался тогда расстаться с мечтой о возможности преобразования общества без кровавых распрей и междоусобиц, мирным путем просвещения и реформ.

Нести искусство рабочим — этой цели посвятил всю жизнь один из любимых друзей юности Беранже, композитор и педагог Гийоме Бокийон. Да, да, тот самый Вильгем, который одалживал когда-то брату Весельчаку для выхода свои «парадные штаны».

Вильгем никогда не гнался за славой. Имя его не красовалось на крикливых афишах. Но он доволен прожитой жизнью и имеет право гордиться ею. Он создал свой метод, с помощью которого обучает пению даже немых. Преподает в школе, организовал хоровые кружки в мастерских, и ученики его, члены общества «Орфеон», выступают иногда в концертах.

Эти стихи Беранже сложил после одного из концертов общества «Орфеон», который очень порадовал его.

Может быть, именно музыка прежде всего призвана облагородить людские сердца, пролить в них мир, приобщить народ к пониманию высшей красоты, думал старый песенник.

Несколько месяцев спустя после того концерта Вильгем умер.

«…Умер шестидесяти лет, в бедности, совершенно изнуренный, с постоянной мечтой о распространении своего метода, плода двадцатидвухлетней работы. Власти города и департамента, преподаватели его школы, ученики провожали его гроб до кладбища, где ему были оказаны почести, которых он мог ожидать при жизни», — напишет Беранже в примечании к песне, посвященной Вильгему.

Редеет круг старых друзей Беранже. Вскоре вслед за Вильгемом умер типограф Лене в Перонне.

Умерла и старая тетушка Мари Виктуар… Из кружка времен «Обители беззаботных» остался один Антье да верная Жюдит, которая всегда рядом со своим другом-песенником.

Раз в неделю Беранже устраивает большие обеды для друзей. Общество за столом иногда собирается многолюдное. Но в этих трапезах ничего официального, парадного, показного. Ни лакеев, ни пышных туалетов, ни изысканных блюд, ни лицемерных речей. Никакой пыли в глаза. Обитатели домика в Пасси и их гости неподвластны жестким обручам светского этикета, модного жеманства, ходячих предрассудков. Все здесь дышит разумной простотой и свободой.

Хозяйка стола радушна, но без аффектации, полна достоинства, но без чопорности. Она все еще хороша, синеглазая Жюдит, хотя каштановые локоны вдоль ее щек поседели, а стройный стан несколько раздался. Все те же неторопливые, полные грации движения, проницательный взгляд, мелодичный голос, безошибочный вкус (ей очень к лицу черное шелковое платье с белой вставкой в виде «голубиной грудки»).

На столе букет роз и строй бутылок с виноградным вином. Розы и вино — это единственная роскошь, которую признает Беранже. Блюда простые, но обильные и вкусные. Хозяин, подавая пример гостям, ест с аппетитом, быстро.

— Хорошие мысли исходят из хорошего желудка, — весело приговаривает он.

Уж чего-чего, а хороших мыслей и острых слов за этим столом в избытке. Беранже, как всегда, запевала. Может быть, совсем недавно, накануне ночью, его мучили головные боли, невеселые, стариковские мысли долго не давали спокойно уснуть, ох, эти неотвязные мысли — о Франции, о прошлом и будущем цивилизации, о судьбах всего земного шара и о неудачной судьбе родного сына (Люсьен умер на острове Бурбон в 1840 году). Ох, эти ночные горькие мысли, благо что хоть днем, среди друзей, он может отогнать их и хоть на время стать похожим на прежнего брата Весельчака.

Лапуант рассказывает о своем визите к Гюго. Да, да, пэр Франции (Гюго недавно получил это звание) был очень любезен, сам открыл дверь — «заходите, заходите» — и провел Лапуанта в свой роскошный кабинет.

«Поэты — это короли», — сказал Гюго.

Беранже приподнимает плечи:

— Что же вы ему ответили?

— Ничего. Смолчал.

— А я бы на вашем месте сказал ему: «Мосье, я пришел снять мерку на пару ботинок».

Старому песеннику, как и его герою Тюрлюпену, титул короля совсем не импонирует. То ли дело башмачник или хлебопек! Молодые поэты-рабочие должны гордиться своими профессиями, а не отрекаться от них.

«Несмотря на положение, в которое поставила вас судьба, — писал он Лапуанту, — продолжайте петь, не оставляя ремесла башмачника. Кое-кто порицал рабочих, которые отдаются изучению науки и литературы. Это по недомыслию. Разумеется, понятно, желание подавить маниакальное влечение к литературе, наблюдаемое у некоторых людей, к какому бы состоянию они ни принадлежали, если они способны только на заимствования; но на людях с оригинальным дарованием, выросших в среде рабочих, лежит, как мне кажется, миссия просвещать и подымать этот самый многочисленный из классов. Те песни и книги, которые являются порождением высших слоев, никогда не будут пользоваться в трудящейся среде таким успехом, как голос простого пролетария, вдохновляемого любовью к своим братьям».