Сергей Филатов - Совершенно несекретно

Сам же Рамазан Абдулатипов, если и появлялся на переговорах, — сидел молча и участия в них почти не принимал. Но после заявлений Воронина объяснил, что произошло ночью в Доме Советов:

— Мы вчера встречались в половине первого ночи с Александром Владимировичем Руцким. Он действительно жестко контролирует военную ситуацию внутри Белого дома. И с его стороны, — я даже удивился, потому что думал, нас ждут длительные переговоры, — с его стороны была выражена полная готовность реализовать те меры, о которых он написал Святейшему Патриарху. И после того как мы вернулись оттуда, именно после разговора с Александром Владимировичем и с Русланом Имрановичем, мы как раз и подписали соглашение, хотя у Юрия Михайловича Лужкова, может быть, был другой подход. Но мы нашли общий вариант, и он отражен в нынешнем протоколе и согласован с Руцким. Руцкой заверил вчера, что оружие, которое есть у боевых формирований, полностью будет складироваться под двумя печатями: УВД и Управления охраны Белого дома. Поэтому никаких вопросов по складированию оружия в этом плане, он заверил, не должно быть.

Нам понадобился снова целый день, чтобы войти в прежнее русло договоренностей и все-таки принять во внимание подписанный ночью документ, на базе которого эксперты могли бы начать свою работу.

Утро 2 октября. Обычно это встречи с руководителем управления кадров и с руководителем управления по работе с обращениями граждан в адрес президента. Вел этот участок Михаил Алексеевич Миронов.

— Как настроение людей, Михаил Алексеевич, что пишут?

— Вчера получено девятьсот письменных и устных обращений.

— Что волнует народ?

— Оценки Указа № 1400 по-прежнему полярны, но нет ни одного автора, который бы оспаривал необходимость досрочных выборов. Мнения расходятся только по поводу сроков и этапности выборов.

— Что еще?

— Характерными становятся призывы сосредоточить главное внимание всех органов власти, особенно на местах, на решении экономических и социальных проблем. По этим вопросам обраталось около половины всех заявителей.

— Вот видите, мы здесь вынуждены воевать, а люди просят, чтобы занимались их проблемами.

— Да, и вопросы борьбы с преступностью продолжают волновать народ. От нас требуют ужесточить борьбу.

— А о переговорах есть какие-нибудь отклики?

— Пока нет. Но думаю, все ждут результатов. Настроение людей несколько меняется, чувствуется усталость, тревога. В каждом втором письме — беспокойство о ситуации вокруг Белого дома. Вот одно из писем:

«Меня очень настораживают эти перекошенные злобой лица, мелькающие на телеэкране, с портретами Сталина, кровожадными лозунгами. В конце концов, никто у нас не бедствует так, как это хотела бы представить оппозиция. — А.Федоров, г. Медвежьегорск ».

— Хорошо, проследите, пожалуйста, отдельно за темой переговоров.

Михаил Алексеевич ушел, а я в который раз с симпатаей подумал об этом человеке: наверное, матросская служба отложила отпечаток на четкость его действий. С такими людьми можно спокойно делать дело,

Позвонил Владимир Филиппович Шумейко, спросил, как идут переговоры.

— Начало было обнадеживающим, но вчера предприняли демарш руководители Белого дома и генералы, прислали Воронина, и все стало снова вязнуть.

— Да, Хасбулатов не случайно направил Воронина, будьте с ним осторожней. Нужно добиться разоружения — ведь оружие находится не у тех лиц, у которых оно должно находиться.

— Вот именно.

— К нам приходят сведения, что ночью неоднократно совершаются провокации — выходы из подъездов и броски с оружием. Из-за этого ситуация крайне сложная, напряженная. Дожимай, Сергей Александрович.

— Стараюсь. А как дела в регионах?

— Мы проанализировали решения сессий всех восьмидесяти восьми субъектов Федерации. Семьдесят процентов видят выход в проведении выборов в тех или иных вариантах.

— Исходя из почты, мы только что сделали такой же вывод.

К 10.00 я поехал в Свято-Данилов монастырь. С утра эксперты должны были доложить о результатах своей работы, но опять вместо проработки вопроса об оружии в Доме Советов мы занялись процедурой переговоров, взаимными претензиями. Опять мы проспорили целый день и до поздней ночи, пока всем нам не стало очевидным, что переговоры осознанно срываются, Я сделал заявление о том, что мы видим предпринимаемую затяжку переговоров, и настоял на том, чтобы эксперты в ночь со 2-го на 3-е осмотрели в Белом доме оружие, а утром 3 октября представили нам материалы увиденного. Но так как утром Святейший Патриарх должен был вести литургию в Богоявленском патриаршем соборе, решили встретиться в 16 часов.

Поздно вечером позвонил Борис Николаевич, поинтересовался, как идут дела. Я поразился чутью президента. У меня тоже появилось чувство тревоги и огромной неудовлетворенности. Скрывать не стал:

— Борис Николаевич, дела неважные, переговоры намеренно срываются и намеренно затягиваются Ворониным. У меня какое-то нехорошее предчувствие — что-то они затевают. Хотя мы договорились, что эксперты будут работать ночью, а соберемся мы в 16 часов. Я хочу найти Зорькина и переговорить с ним — ведь вся эта заваруха происходит из-за их — Конституционного суда — решений, непродуманных и очень предвзятых.

— Хорошо, действуйте. Но не забывайте, с кем имеете дело,

Президент в очередной раз оказался провидцем.

У Воронина было достаточно влияния в ставшем по-солдатски вымуштрованном Верховном Совете, чтобы убедить депутатов в необходимости разоружения. По моему разумению, именно в эти дни у него должно было проявиться гражданское мужество государственного руководителя, который обязан в первую очередь думать о людях, об их безопасности, а не только стремиться к достижению своих целей, причем любой ценой, даже кровью. Но не таков оказался Воронин. Он не поднялся выше собственных политустановок, сорвал переговоры, позволил организаторам мятежа сколотить военный кулак и начать кровопролитие. Позже, уже из книги Хасбулатова, я понял, что, к сожалению, был прав, — план осенней кампании был разработан Ворониным.

Но что же меня тогда, в тот период, так насторожило? Целый день Воронин делал различные заявления, всячески уводил совещание от каких-либо решений, а потом согласился на работу экспертов в Белом доме. В конце заседания он и вовсе начал наглеть. До этого речь шла о «внештатном оружии». Этот термин применялся общепризнанно.

Мы говорили:

— Оставьте себе то оружие, которое было у вашей охраны, но все остальное должно быть сдано. Люди, которые прибыли с оружием, должны оставить его, а сами уехать из Москвы.

Когда же Воронин изрек: «У нас нет нетабельного внештатного оружия, у нас все оружие штатное, а Руцкой как президент(выделено мной. — С.Ф.) может создавать любые формирования и раздавать любое оружие», — вот тогда я впервые забеспокоился серьезно, подумалось: грядет столкновение.