Борис Пастернак - Чрез лихолетие эпохи… Письма 1922–1936 годов

Ты мне, Борис, нужен как тайное, как неизбывное, как пропасть, как прорва. Чтобы было куда бросать и не слышать дна. (Колодцы в старинных замках. Камень. Раз, два, три, четыре, семь, одиннадцать —. Есть!) Чтобы было куда любить. Я не могу (ТАК) любить не-поэта. [Мне мало отзыва] И ты не можешь. [Дело не в том, что другой поймет, и не в том, что отдаст, в том, что передаст и ты на его пере-еще передашь, и он на твое… Бери в глубину, в высоту, в к<���акое> хочешь измер<���ение> (говорю точно: их тридц<���ать> семь!) – всё то же.] Ведь тайная мечта, твоя и моя, оказаться НИЩИМ (низшим). Это – с не-тобою – недостижимо. Как ты ни унижен, ни порабощен, есть тебе, над тобой, за тобой – ТО <���подчеркнуто дважды>. [А тут – равные силы, т. е. (notre cas [81]) Сверхчеловеческие <���над строкой: несоизмер<���имые>>. Куда это всё умест<���ить> в жизни (notre cas) не знаю.] Пойми высоту (с’высоту!) поражения, если будет. – Ты сильней меня. – (Мечта сильного о равном – мечта о поражении от равного) Рав<���енство> – чтобы было что нарушать (Посейдон колебл<���ет> зем<���лю>.) Не божественный, не любой: равный. (Собожеством, или же со-любы́м – в мире ином!)

Помнишь Элегию Рильке ко мне? (Никому, кроме тебя, не дам до гроба). Liebende können, dürfe nicht… [82]– не пом<���ню> – столько знать. Он был прав. Я, конечно, не [любящая] Liebende, я <���хотела?> сказ<���ать>: Wissende – нет, из другого его письма: Ahnende [83]. А тебе – не дороже любви?

Скобка. Любить тебя, я, конечно, буду больше, чем кто-либо кого-либо где-либо, но – не по своему масштабу. По сво<���ему> – масшт<���абу> – мало. П.ч. я, как ты, втягиваю в любовь такое, от чего она сил<���ой> напряж<���ения> разрывается рассосредотач<���ивается> – или – разрывается <���над строкой: не сбывается – < нрзбр. >>. И потом – лохмами возвращается ко мне отвсюду, по кругу разрыва: с неба, с деревьев, справа и слева протянутые руки, из-под ног (земли, – травою). Борис, – всё может быть! – и это так естественно – ты м.б. сейчас у письменного стола, такого же тверд<���ого> ощуп<���ью> осяз<���ания>, как мой. В левой руке папироса, правая в бегах. (У меня над письменным столом во всю стену план Парижа – оста н ок прежнего кварт<���иросъемщика>, русского шофера, который я не имею мужества, времени и чего-то еще – снять. И замеч<���ательная> карта звезд. В Париже бываю редко и не люблю его, боюсь до́ смерти. Французов не люблю.) А у меня сейчас за окном солдатский сигнальный рожок, – казармы спать идут. Казармы (здание) – живое , а солдаты в Версале (я ведь рядом с Версалем живу) – игрушечные / деревянные / оловянные. П.ч. <���вариант: Ибо> казарма – Ding [84], а солдат – даже не человек (иначе же – плохой солдат).

<���Набросок карандашом, продолжающий тему середины письма:>

Унижение знать через низшего, недост<���ойного>. [Я не хочу чувствовать от (через) неравного.] / Лучше не знать совсем. Сейчас – люба, а через 5 минут будут презирать (вспоминаю своих московских, времен 1919–22 г., партнеров). [Только отойду, будут презирать. Или не презирать – расценивать – жалеть – снисходить. Я не снисхожу – восходите.] Ланн еще лучший! / Ко мне шли учиться душе, а я к другим – учиться телу (собственному). [Честное слово. И ничему не научил<���ась>.] Первый, осмелившийся, зах<���отевший> научить меня телу, был тот, герой поэм. И ему, по гроб жизни, благодарна за желание, за бесстра<���шие> и слеп<���ость> жеста. Моя книга тебе много объяснит – в постепе<���нности>.

Никто никогда во мне не видел души! – жалоба стольких. Никто никогда во мне не видел тела – не жалоба, но задумч<���ивость> – моя. Даже самые грубые. Так и шло врозь.

Тот, герой, увидел во мне тело, но… не моей души тело (вторую душу), а – желанное женское [За которое умираешь, но], сам<���ое> дорогое из всех любим<���ых>. Пойми мое счастье и – очень скоро – мое: назад. <���В теле?> я спасалась от пространства, этого прост<���ранства> задуш<���ившего> меня. – Кусок исповеди. Забудь.

<���Пропуск одного слова>, а утром: у Пастернака нет ясн<���ости>, нет гармонии, прочт<���ите> Пу<���шкина>, —. Как я могу < 3 сл. нрзбр .>

Борис! Ты никогда не думал, что есть целый огромный чудный мир, для стихов запретный и в котором открываются, – открывались такие огромные законы. Так, нынче, идя по улице, подумала: не странно ли, что мужчина поя́щий припадает к женщине как к роднику. Поящий пьет! – Правда этой превратности (перевернутости). Дальше: не есть ли поить, – единственная возможность жить? То, что узнаешь вдвоем – та́к бы я назвала, так это называется. Ничто, Борис, не познается вдвоем (забывается – всё!), ни честь, ни Бог, ни дерево. Только твое тело, к которому тебе ходу нет (входа нет). Подумай: странность: целая область души, в которую я (ты) не могу одна, Я НЕ МОГУ ОДНА. И не Бог нужен, а человек. Становление через второго. Sesam, Dich auf!!

Думаю, что если я была бы с человеком, которого бы очень любила – мало! – того героя поэмы тоже очень любила, нет, с таким – ну́ Колумбом – внутрь как я – я бы сказала, т. е. узнала, установила, утвердила, новооткрыла целый ряд изумительнейших вещей – только потому несказа́нных, что неска́занных. Внезапное озарение, что я целой себя (половины нет), второй себя, другой себя, земной себя, а ради чего-нибудь жила же – не знаю, да, вопреки Поэме Конца. То было ошеломление <���пропуск в копии> любимости (так меня никогда никто не смел любить, как любую!), зачарованность чужой зачарованностью, задохновение чужим задохновением, – в горах отзыв – (Поэма Горы). Зараженность и заряженность – сильнейший вид душевной отзывчивости, нашедшей земные слова. Борис, это страшно сказать, но я телом никогда не была, ни в любви, ни в материнстве, все отсветом, через, в переводе с (или на!). Смешно мне, тебе, незнакомому (разве ты-то в счет), да еще за тридевять земель писать такое. Я редко думала о тебе таком – ожогами – не для (длить). А за последний год <���пропуск в копии> совсем, ты стал младшим братом Рильке, не кончаю из суеверия. А сегодня? И такая жгучая жалость, что не бывать, не бывать! Ведь целый мир (открытый бы!) пойдет ко дну! (А мог бы взорваться.) Ведь целый мир не взойдет со дна. Я бы такие слова нашла чистые: (читатель бы думал, конечно, что я говорю о Царстве Небесном, как теперь, благодаря Борису и , убеждена в <���правде> хотя бы этого стиха <���пропуск в копии>)