Фаддей Булгарин - Воспоминания

У генерала Клеркера было под ружьем 9000 пехоты, 500 человек конницы и 37 орудий; у Сандельса кроме вооруженных мужиков до 4000 человек. Следовательно, русских было вдвое больше в Финляндии; но по невозможности прокормить войско нам нельзя было действовать сильными корпусами в одном месте, и притом опасно было оставить берега и внутренность обширного неприятельского края без войска. И потому корпус графа Каменского, назначенный действовать после перемирия, состоял только из 9000 пехоты, тысячи с небольшим конницы при 46 орудиях. У Тучкова 1-го против Сандельса было до 7000 (с новоприбывшими батальонами, Преображенским и Измайловским) до 900 конницы и 57 орудий. Кроме артиллерии, которой у нас было более, силы были почти равные с тою разницей, что нам надлежало брать приступом каждую неприятельскую позицию, укрепленную природой и искусством, и следовать вперед в стране, уже опустошенной самими шведами. В этом отношении шведы имели перед нами большое преимущество.

Генералу Тучкову 1-му приказано было начать военные действия прежде графа Каменского, чтоб принудить Сандельса к отступлению, и стать по крайней мере на одной линии с корпусом графа Каменского, обеспечивая таким образом правый его фланг. Генерал Тучков 1 атаковал 25-го октября Сандельса в дефилеях при Индесальми. Наших было числом более, но местоположение благоприятствовало шведам, а военные дарования Сандельса были важнее численной силы войска. Сандельс извлекал выгоды из малейшей ошибки неприятеля, и знал местность, умел ею пользоваться. Наши были отбиты с большою потерею. При штурме Индесальмских дефилей убито и пропало без вести в корпусе Тучкова 764 человека, и в том числе лишился жизни любимец государя, генерал-адъютант князь Петр Петрович Долгоруков.

Он воспитывался вместе с императором Александром, и с детства приобрел привязанность своего царственного совоспитанника, любившего его, как брата. Князь Долгоруков своими редкими качествами умел стяжать особенное благоволение всего августейшего семейства. Получив основательное образование, он разделял все высокие идеи государя императора, и любя пламенно отечество и славу его, обожал государя, своего благодетеля, читая ежедневно в душе его любовь к России, которую он стремился возвысить просвещением и мудрыми постановлениями. При возвышенности чувств и доброты души князь Долгоруков очаровывал всех своею любезностью, игривостью ума и каким-то духом рыцарства. Говорили тогда и те, которые помнят прошлое время, верят и теперь, что государь предназначал князю Долгорукову жребий, до которого не возвышался ни один подданный в России со времени Петра Великого. Князь Долгоруков приобрел известность в новой истории Европы Аустерлицкою битвою. Все историки, описывающие это знаменитое сражение, должны упоминать о нем, потому что его настойчивости приписывают отверждение совета Кутузова не давать генерального сражения до полного соединения всех сил. Будучи выслан для последних переговоров с Наполеоном, князь Долгоруков оскорбил его самолюбие гордым ответом и обращением. Князь пламенно желал сражения по пылкости своего характера и по ненависти своей к Наполеону, которой он не умел или не хотел скрывать. Государь император, решившись следовать выжидательной системе в сношениях с Наполеоном и согласясь на свидание с ним, не мог взять с собою в Эрфурт князя Долгорукова, бывшего при нем всегда, безотлучно, и он выпросился в Финляндию. Замечательно, что, дав ему Сердобольский отряд, государь предоставил ему действовать по его благоусмотрению, не следуя ничьим предписаниям, и только извещать старших генералов и главнокомандующего о событиях. Через два дня после его смерти пришло высочайшее повеление о назначении его корпусным командиром на место генерала Тучкова 1.

Князь Долгоруков был прекрасный мужчина, ловкий во всех воинских упражнениях, храбрый до ослепления. Он командовал авангардом генерала Тучкова 1 при штурме укрепленной позиции в Индесальмских дефилеях. Когда 4-й Егерский полк, взяв сперва шведские шанцы, был опрокинут штыками, а в отступлении увлек с собою Тенгинский и Навагинский мушкетерские полки, князь Долгоруков бросился вперед, чтоб остановить отступающих и повести их обратно на шведов. Уже на голос его отступавшие начали собираться и строиться, как неприятельское ядро поразило его в ту самую минуту, когда он хотел слезть с лошади и идти на шведскую батарею во главе собранных им солдат… Не только при дворе, но и в войске оплакивали его смерть. Ему было тогда тридцать лет от рождения, т. е. он одним годом был моложе государя императора.

Граф Буксгевден, получив донесение о неудачном Индесальмском деле и быв в то же время ложно извещен о высылке новой помощи Сандельсу генералом Клеркером, велел Тучкову оставаться в оборонительном положении, наблюдая Сандельса, а графу Каменскому приказал выступить вперед и угрожать Клеркеру нападением чтоб принудить его или к отступлению, или к возвращению отрядов, высланных на усиление Сандельса.

20-го октября граф Каменский выступил из Гамле-Карлеби. Вместо того чтобы стращать генерала Клеркера по предписанию главнокомандующего, граф Каменский решился начать военные действия с прежнею энергиею, надеясь на своих воинов, мужество и любовь которых к себе он уже испытал. «Мы начали бить, мы и добьем!» — сказал граф Каменский авангарду, остановив его на походе. — «Рады стараться! — отвечали солдаты. — С вами в огонь и воду!» И точно по его слову мы шли в огонь и в воду в настоящем значении этих слов!

Позиция при Химанго между озером и морем, за рекою и болотами, почиталась неприступной. Здесь устроены были батареи, правильнее сказать, сооружена настоящая крепость, защищавшая фронт позиции. Кроме того, неприятель имел здесь канонирские лодки, которыми мог бы делать диверсию и беспокоить наш левый фланг. Граф Каменский, не зная намерений неприятеля, приготовился к новому сражению, подобному Куртанскому и Оровайскому, или лучше сказать, к штурму позиции. 21-го октября посланы были от авангарда нашего разъезды для открытия неприятеля. К удивлению всех, разъезды сообщили известие, что шведы оставили свою укрепленную позицию при Химанго, и, сжегши пять мостов, остановились за рекою Калаиоки. Корпус графа Каменского двинулся вперед.

Оставив главные силы свои перед неприятелем, граф Каменский с отрядом генералов: Козачковского (в этом отряде был и наш эскадрон), Тучкова 3-го и Ушакова, пошел вправо в обход неприятельской позиции, пробираясь непроходимыми болотами, лесами и утесами. Большую части пути мы вели лошадей за поводья, а сами шли пешком. Иногда приходилось спускать лошадей с стременин, и вытаскивать из болота. Лошади чуть двигались, люди были утомлены до крайности, но шли без ропота за своим любимым начальником. Пушки переносили на руках через утесы и топи. Граф Каменский шел впереди и подавал собою пример, припоминая переход через Альпийские горы с Суворовым и рассказывая о нем окружающим. Ручьи мы переходили вброд. Продолжая утомительный поход около полутора суток, граф Каменский, 27-го числа к полудню прибыл на предположенное место, преодолев величайшие трудности. Тотчас устроили две переправы через реку при Питкайсе и Рако, а между тем Кульнев приготовлял материалы для моста на большой дороге. Это смелое движение принудило неприятеля к отступлению, и 28-го числа в 5 часов вечера наши уже были в Калаиоках, позиции, не уступающей Химангской.