Сергей Шаргунов - Катаев. Погоня за вечной весной

24 февраля в том же издании последовал ответ Зелинского: «Только те, которым вообще наплевать на нее (критику. — С. Ш. ), могут позволить себе такие барские, высокомерные выходки в отношении нашей критики, какие позволил себе В. Катаев… Любопытно отметить, что В. Катаев, написавший в сущности одно лишь произведение, достойное советской литературы (“Время, вперед”, потому что “Растратчики” — это только сборник анекдотов), больше всех был избалован вниманием критики и впрямь видно вообразил себя Львом Толстым».

6 марта «Литературная газета» выступила уже с редакционной позицией: «Насколько недопустимо огульное охаивание, отрицание всей нашей критики, показывает статья В. Катаева… Зря он обращается к критическим авторитетам Пушкина и Толстого. Пусть-ка т. Катаев сравнит свои путаные и не весьма оригинальные мысли с критическими заметками Пушкина. Едва ли, т. Катаев, выдержите вы и попытку такого сравнения! К чему же этот менторский тон классика? И откуда это право сбрасывать современную советскую критику со счетов, а заодно с ней и литературнокритические работы Ленина, критиков-большевиков Воровского, Луначарского, Ольминского, наконец, Горького. Для В. Катаева они ведь просто не существуют… Читайте т. Катаев и тогда найдете!»

Но вернемся к пьесе, засверкавшей в Мюзик-холле. Та же история была почти без правки перенесена в сценарий фильма, написанный все той же троицей, по которому в 1936-м режиссер Григорий Александров снял свой знаменитый «Цирк».

Если сравнивать синопсис Ильфа — Петрова — Катаева и собственно «Цирк», можно сказать, что сюжетный каркас остался прежним и даже фамилия антигероя и у сценаристов, и в фильме одна и та же — Кнейшиц. Этот самый Кнейшиц, как помнят зрители прославленной картины, приехал из Америки в СССР вместе с красавицей-трюкачкой — звездой аттракциона «Полет на Луну». Он эксплуатирует ее и шантажирует чернокожим малюткой, рожденным от негра-любовника. Но внезапно оказывается, что в отличие от некоторых господ, одержимых апартеидом, советские люди обладают всемирной отзывчивостью (поскольку Кнейшиц — немец, фильм убивал двух зайцев: и немецкий нацизм, и американский расизм).

Ударные реплики из синопсиса были перенесены в ленту практически без изменений, например, слова Кнейшица: «Ей не место в цивилизованном обществе» и объяснение директора цирка американке: «В нашей стране любят всех ребятишек. Не делают никакой разницы между беленькими и черненькими. Рожайте себе на здоровье сколько хочете — белых, черных, синих, красных, хоть голубых, хоть фиолетовых, хоть розовых в полоску, хоть серых в яблочках. Пожалуйста».

Кстати, в синопсисе была и явная самоирония — к директору приходят три похмельных автора Бука, Бузя [95] Катаев не раз давал персонажам имя Бузя — так он назвал жениха Тамары Коваленко, нарисовав на бумажке толстого нэпмана в цилиндре и с сигарой. и Бума, уже успевшие взять аванс. «Почему вы вчера не принесли репертуар?» — спрашивает директор. «У нас болела голова», — отвечает самый наглый Бука.

« Директор. Как, у всех троих сразу болела голова?

Бука. А почему бы нет. Мы пишем втроем, и голова у нас болит втроем».

Сценаристы сняли свои имена из титров. По одной из версий, вариант Александрова с бесконечным распеванием песни «Широка страна моя родная» и маршами по Красной площади показался им слишком пафосным. Действительно, в их синопсисе было поболее скепсиса. Например, директор жалуется, что его «взяли за хобот» — начали разоблачать. На экране, по замыслу сценаристов, должна была появиться журнальная статья: «В то время как организованный зритель приходит в цирк, чтобы проработать в занимательной форме ряд актуальных вопросов, ему подсовывают балет, состоящий не из пожилых трудящихся женщин, типичных для нашей эпохи, а из молодых и даже красивых женщин (!). Надо покончить с этой нездоровой эротикой».

Дело скорее всего не столько в политике, сколько в том, что фильм оказался сюжетно скуднее, чем задумывалось, пропало немало пусть второстепенных, но занятных эпизодов. С другой стороны, возможно, в такой простоте и состояла прелесть музыкальной комедии.

Во время съемок Ильф и Петров путешествовали по Америке, так что главный конфликт разыгрался между Катаевым и Александровым.

Павел Катаев рассказывает, что отец заподозрил режиссера, не в меру кромсавшего сценарий, в желании заполучить часть «авторских».

«В те благословенные времена, объяснил мне отец, авторы киносценариев получали авторские отчисления за каждый показ кинофильма. При условии большого зрительского успеха это могли быть баснословные гонорары.

Забегая вперед скажу, что так оно и получилось.

Григорий Александров ухмыльнулся и заявил твердо, что у авторов сложилось превратное впечатление и он не претендует на авторские.

— Вы уверены? — спросил отец.

— Абсолютно!

— Ну вот и отлично! Вы дадите нам расписку, что не претендуете на авторские, и поставите на ней свою подпись. Согласны?

— Согласен.

— Тогда пишите.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас.

Александрову ничего не оставалось, как “прямо сейчас” написать расписку, которую отец спрятал в карман…»

При каждой встрече Александров спрашивал «с язвительной улыбкой»: «Получаете авторские?» — на что Катаев отвечал: «Получаем».

При воспоминании об этом, пишет сын, «спустя годы и годы, на его лице появлялась озорная улыбка».

«Цирк» вышел на экраны в мае 1936 года без упоминания сценаристов и имел грандиозный успех.

Сразу же публицист Давид Заславский писал в «Правде»: «Картина построена на том же сценическом и литературном материале, что и постановка в Мюзик-холле “Под куполом цирка”. Сюжет тот же… В простой, невзыскательной форме, доступной для самых широких кругов зрителей, комедия доносит большие идеи интернациональной солидарности, любви к детям, независимо от их цвета кожи, и подлинно человеческого, товарищеского отношения к женщине…»

Сдав «Под куполом цирка» Александрову, все трое принялись за следующую комедию «Богатая невеста». Одноименный фильм не имеет к ней отношения, потому что хода ей не дали. А между тем, читая комедию, обнаруживаешь увлекательный сюжет и уморительные диалоги.

Действие происходит на юге страны в колхозе и на береговой батарее. Путешествующий авантюрист Адольф Суслик, крайне напоминающий Остапа Бендера, предлагает другому прохвосту кооператору Гусакову выгодное партнерство: найти для него богатую жену — «ударницу полей», если тот отдаст «брачном агенту» 30 процентов с ее «приданого». Суслик и Гусаков мечутся между выдающимися колхозницами Полей и Галей. В финале на сцену влетает Зинаида, бывшая сожительница, преследующая кооператора с азартом госпожи Грицацуевой: «Ну, Гусаков, поймался! Теперь ты от меня не уйдешь. Шесть раз он от меня бежал. Три раза прыгал через окно».