Руфь Рома - Повесть и рассказы

— Держитесь, дяденька! — кричала Женька, расталкивая шашки ногами.

Наш спутник выпрямился, оперся о наши плечи, и мы пошли к стене Эрмитажа. Вода лилась по телу щекотными ручейками. Ветер сразу стал холодным и колючим, как зимой. Спутник наш обтер лицо, стряхнул воду с ладоней и сказал, удивленно моргая мокрыми ресницами:

— Ведь я чуть не утонул, а? Как баба в колодце. Понимаете вы это, пичужки? А если бы которая из вас? Прямым бы ходом через люк да в Неву! Спасибо, на руках задержался. Ну, теперь по стеночкам будем пробираться. Вы где живете?

— На Мойке, у Капеллы.

— Ну, слава богу, рядом.

И мы опять побрели по воде, рассекая лодыжками мутные быстрые потоки.

На Певческом мосту нас встретила моя старшая сестра Лена. Я увидела ее издали. Она медленно шла по мелкой воде, держась за ограду Мойки, и тревожно оглядывалась по сторонам. Коса ее расплелась, и волосы клубились на ветру, как черный дым.

— Лена! — крикнула я.

Она увидела меня и побежала навстречу. Мы обнялись, и она сразу же принялась меня ругать:

— Ты с ума сошла! Куда ты девалась после школы? Идем скорей домой. Квартиру нашу уже залило всю. Пойдем наверх, на второй этаж, в детский дом.

— Я с вами пойду, — сказала Женька. — Все равно мама с двух часов на работе. Чего мне одной дома делать?

— Это сестра твоя? — спросил наш спутник, указывая на Лену.

— Сестра.

— Ну, значит, я вас доставил. Пойду в Гавань делать дело. Держите их крепче, барышня, утекут!

— Не утекем! — сказала Женька.

В нашем дворе было полно народу. В темной рябой воде длинной вереницей стояли девочки и взрослые. Они передавали на второй этаж вещи из подвалов и кладовых. Это были продукты, тюки материи, какие-то большие свертки. Мама, взлохмаченная, в подоткнутой мокрой юбке, заглядывала в кладовые, в дом и все время спокойно командовала резким, властным голосом.

Со второго двора привели корову Зорьку. Тетя Нюша заманивала ее на лестницу, но она упиралась и подпрыгивала на ногах, похожих на козлы. Глаза ее, всегда кроткие, полуприкрытые прямыми русыми ресницами, стали громадными и бешеными, зрачки ошалело плавали по голубоватым вытаращенным белкам. Она подняла голову и тоскливо замычала.

— Труба иерихонская! — крикнула тетя Нюша. — Ну, что мне с тобой делать, а? Утонешь, дура! — Она схватила корову за рог и шлепнула ее по мохнатой костлявой щеке. Зорька вдруг перестала мычать, заморгала и покорно подняла ногу на первую ступеньку лестницы.

Нас заметили, когда мы с Женькой, желая помочь, подхватили небольшой полосатый мешок и сразу же уронили его в воду.

— Сахар утопили! — завопила кухарка, вылезая из окна первого этажа.

Она была без кофты. Могучее туловище ее стягивал ситцевый лиф. Между лифом и юбкой выпирало что-то розовое, похожее на спасательный круг.

— Он был тяжелый очень… — робко сказала я.

— А вы бы его еще раза два окунули. Он бы совсем стал легкий. — Она взмахнула мокрым мешком, шлепнула его себе на спину и скрылась в дверях.

— Тина! — рядом со мной стояла мама. Лицо у нее было усталое, похудевшее. — Что же ты со мной делаешь?!

— Мы на Неву бегали. Мы спасать хотели. Там человек в люке чуть не утонул.

— Я в школу звонила, все уже давно ушли. А мать знает, что ты здесь? — спросила она у Женьки.

— Она на работе.

— Папы нет до сих пор, а вода все прибывает… Ребята, все в дом! — крикнула мама неожиданно. — Что осталось, перенесут взрослые. А теперь — переодеваться, есть и отдыхать. Быстро, быстро!

Спотыкаясь о тюки, мешки и ящики, мы вместе с девочками поднялись во второй этаж детского дома. Я открыла тяжелую дверь и увидела на блестящем паркете зала толстую свинью с мягким зубчатым животом. Она исподлобья смотрела на себя в зеркало. Вокруг, разъезжаясь на паркете, бегали поросята.

— Хорошо живут! — сказала Женька.

Мы легли спать на столах в швейной мастерской. Мы долго не могли уснуть. Одна новенькая девочка все время плакала — ее тетка жила в Гавани. Женька свалилась со стола — она привыкла спать у стенки. Наконец все уснули.

Разбудил нас отчаянный стук в ворота. Это была Женькина мама.

— Вода спадает, я уже по колено шла, — говорила она, радостно обнимая Женьку. — Прихожу домой — ее нету. Куда идти? Мне сказали, что с черненькой девчонкой видели ее. Я сюда. Господи! Вся ты в отца, такой же был — хоть за ногу привязывай!

Все молча сидели на столах и глядели, как Женькина мать гладит Женьку, ругает ее и плачет.

Потом все опять заснули.

Утром была тихая, безветренная погода. Невинно-ярко сияло солнце. Никаких облаков не было в небе. Мойка виновато пробиралась глубоко внизу по самому донышку.

Может быть, все мне приснилось?

Я сбежала вниз и увидела мусор, груды торцов, лодку, торчащую из окна милиции, и папиросную будку с Невского. Будка лежала на боку у наших ворот.

Нет, это не сон. Все это было на самом деле.

Я сидела на пустых чемоданах в углу за шкафом и читала «Графа Монте-Кристо». Пыльный покой угла ограждал меня от окружающих. Шкаф был похож на дом или, вернее, на пивной ларек. Свет проникал в угол сверху — от лампы и сбоку сквозь узкую щель от окна.

Необычайные приключения несчастного благородного графа были так увлекательны, что вся остальная жизнь на время приостановилась для меня. Я всюду таскала с собой растрепанную книгу с желтоватыми углами страниц. Граф зримо присутствовал на всех уроках, и основы дробей прозаично врывались в яростные, мстительные клятвы моего героя. Его страстные монологи прерывались, когда меня вызывал учитель. У доски я стояла в том унизительном состоянии, когда даже подсказка не воспринималась взбудораженным сознанием.

На географии, моем любимом предмете, я вышла к доске в слезах от жалости к Монте-Кристо. «Не надо так расстраиваться, Тина, — сказала учительница, — ты выучишь завтра…»

И вот я наконец дома, за шкафом, сижу в каменной темнице, окруженная водой, и смотрю, как граф мечется от стены к стене, обдумывая побег… Но в этот раз мне пришлось прервать чтение: меня искала Лена. Она искала не меня, а свою книгу, потому что «Граф Монте-Кристо», так же как и «Дон Кихот», и «Три мушкетера», и почти все книги, которые я читала, принадлежали моей старшей сестре Лене.

Я встала на чемоданы и смотрела в комнату сквозь узоры нелепой резьбы, обрамлявшей верх шкафа. Я думала, что Лена сразу уйдет, но она не уходила, а остановилась у окна, прислонившись лбом к стеклу. Я смотрела сквозь резьбу, боясь пошевелиться, когда хлопнула входная дверь и в комнату вошла мама. Лена хотела повернуться, но не повернулась и осталась стоять, упершись лбом в стекло.

Мама считала мою старшую сестру неискренней, скрытной и упрямой. Но я знала, что это не так. Просто Лена не могла простить отцу то, что он женился второй раз. Она не хотела любить нашу новую мать.