Василий Зайцев - За Волгой земли для нас не было

- Ну, братцы морячки, считай, попал в западню наш главный, сейчас будет по телефону уничтожен! - сказал кто-то за моей спиной, а Блинов предупредил:

- Вася, держись, не робей.

Блинов не ошибся. Капитан Питерский ругал меня отборной бранью. Мои попытки сказать что-то в ответ пресекались выкриками:

- Молчать!

Наконец я успел сказать:

- Прошу прислать капитана Ракитянского, разобрать документы пленного...

Питерский не дождался окончания моей фразы, закричал:

- Где пленный?!

Я не совсем правильно понял вопрос начальника штаба и ответил:

- Убили...

Вот тут и началось:

- Тебя расстрелять мало! - кричал он. - Мы теряем лучших людей, чтобы добыть "языка", а ты самовольно расстреливаешь пленных! Приказываю сейчас же явиться и доложить хозяину о своих действиях. Отстраняю тебя от командования снайперской группой!

Передав телефонную трубку связисту, я вышел из блиндажа. За мной последовали Куликов, Двояшкин, Костриков, Шайкин, Морозов, Горожаев, Абзалов, а Виктор Медведев остался в блиндаже: ему трудно было подняться.

- Ну, вот что, друзья, - сказал я, - меня отстранили. Старшим у вас теперь будет Николай Куликов.

- А почему не Виктор Медведев? - возразил Николай.

- Виктора надо доставить в медпункт полка.

- Пока темно, пошли все вместе, и Виктора возьмем с собой, - сказал Шайкин.

От железнодорожного вагона, под которым мы укрывались, нужно было метров триста пробежать по открытому месту вдоль железнодорожной насыпи. Здесь и ночью пространство прошивают пулеметы. Придется поиграть в жмурки со смертью, испытать солдатское счастье... Может, это последние мои шаги. А потом напишут, как обо всех: "Погиб при выполнении задания командования", - горестно подумалось мне.

Держась за плечи связиста, вышел Виктор Медведев.

- Мне уже легче, - сказал он, - возьмите меня с собой.

- А мы и не собирались уходить без тебя, - ответил я.

Над Банным оврагом высоко взвилась ракета, оставляя за собой длинный огненный шлейф, глухо лопнула в воздухе и повисла, как электрическая лампочка. Мы припали к земле и отползли в сторону.

Зловещая тишина. Она мешает нам проскочить опасный участок. Противник рядом, прислушивается к каждому шороху. Надо отвлечь внимание... Я встал. За мной поднялся сержант Абзалов. Идем по насыпи, нарочно гремим сапогами. Фашисты молчат. Швыряю гранату через полотно железной дороги - и только тут застрочили автоматы и пулеметы. Вееры трассирующих пуль прошивают темноту над нашими головами. Мы отстреливаемся короткими очередями, а тем временем вся группа вместе с Виктором Медведевым успевает преодолеть опасный участок.

Дежурные пулеметчики и автоматчики держат нас с Абзаловым под огнем в канаве возле насыпи. Не ожидая конца пальбы, перебираемся в трубу водостока и ползем, не зная, куда она выведет.

Где-то рвутся снаряды, мины, гранаты. Каждый взрыв отдается в трубе гончарным звоном и кажется совсем близким, как будто над самой головой. Настоящая ловушка: дадут очередь из автомата вдоль трубы - и ни одна пуля не минует тебя... Надо поскорее выбираться. Наконец мелькнул просвет. Труба привела нас к новой канаве с бетонированными стенками. Вспыхнула ракета. Мы прижались к стене. Рядом подымается шумиха: рвутся гранаты, трещат автоматные очереди, равномерно отбивают дробь пулеметы.

- Где мы? - спрашивает Абзалов. - Может, к фашистам зашли?

- Нет, дорогой Абзайчик, здесь наши. Фашисты стреляют разрывными пулями, а наши простыми. Лежи тихо, они сейчас сюда придут.

Лежим. Доносятся приглушенные голоса. О чем говорят - разобрать нельзя, но речь наша, русская. Солдаты идут в темноте, спотыкаются. Опять вспыхнула ракета, и мы увидели двух автоматчиков. Свои! Ясно слышен их разговор:

- Тут они должны лежать, я хорошо видел, как падали.

- Где ж тогда они?

- Да вот здесь! - отвечаю я. Автоматчики припали к земле. Потом, опомнившись, подали голос:

- Мы тут убитых немцев ищем!

- Ну, тогда ведите нас, живых, к своим.

По дороге к блиндажу штаба полка мы узнали, что наши ребята благополучно вышли к берегу Волги, к медпункту.

Утром чуть свет я пришел на доклад к капитану Питерскому, Доложил по всем правилам, даже каблуками стукнул. Начальник штаба, не мигая, смотрел на меня, будто увидел что-то особенное. Потом спросил:

- Ну что мне с тобой делать: в штрафную роту отправить пли на Мамаев?

- Отправляйте туда, где опасней!

- Хорошо, старшим группы будет Медведев. Они останутся в районе тиров - на северной окраине завода "Красный Октябрь", а ты уходи на высоту...

- Есть на высоту! - ответил я, не скрывая иронии, и повернулся к выходу.

- Отставить! - скомандовал капитан.

Я снова повернулся к нему, повторил его приказ и опять повернулся - еще четче...

- Отставить! - послышалось за спиной, но я уже выбежал из блиндажа и, не раздумывая, зашагал в сторону Мамаева кургана.

17. Тюрин и Хабибулин

В третий батальон я пришел один. Сержант Абзалов остался в штабе. Упрямый и обидчивый казах не мог примириться с решением капитана Питерского. И мое горло сжимала обида...

Но, как говорится, нет худа без добра.

Я сидел около блиндажа командира роты автоматчиков, разбирал затвор снайперской винтовки, пора почистить - и на консервацию. Подошел Шетилов. Он понял, что творится со мной, и, помолчав, как бы невзначай сказал:

- Вася, давай посмотрим одно местечко на высоте. Кажется мне, там фашистский снайпер свил себе гнездо.

Евгений Шетилов знал, как можно вернуть меня в строй!

- Где?! - вырвалось у меня.

- Пойдем, покажу.

Южнее водонапорных баков - какая-то выемка, похоже, воронка от бомбы. Справа от нее торчат сухие ветки. Они не укрывают бруствер воронки, но мешают просматривать, что делается внутри. С левой стороны - кустарник. Рядом с ним, на краю воронки, лежит хвостовик мины с рваными, закрученными, как рога у горного барана, концами.

- Ну, как думаешь, сидит там снайпер? - спросил старший лейтенант.

- Место хорошее, он оттуда может видеть все, а самого незаметно, - ответил я.

Рядом с командиром роты в траншее сидел сухой, жилистый Степан Кряж связной Шетилова - и курил. Совсем молодой парень, но все звали его по имени и отчеству - Степан Иванович. Солдаты его уважали и побаивались. Уважали за смелость, а побаивались за крутой нрав.

Докурив самокрутку, связной сказал:

- Вот если бы я был снайпером, то сделал бы себе огневой пост вон там... Степан Иванович протянул руку и не успел договорить: разрывная пуля ударила ему в запястье.

Кто же радуется ранению товарища? Я, конечно, не радовался. Но унылое настроение у меня сразу улетучилось. Теперь не нужно было подбадривать меня отвлекающими от обиды разговорами: предстоял поединок с ловким снайпером, умеющим стрелять навскидку.