Дебора Макдональд - Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев

К несчастью, то же самое нельзя было сказать о пленниках, содержавшихся в подземной тюрьме Петропавловской крепости: их медленно морили голодом в камерах без туалетов; многие страдали от хронической диареи, но им было отказано в медицинской помощи [356].

Когда Аудердейл уезжал в Петроград после двух дней переговоров, ему пообещали, что Локарт будет освобожден, но он не был в этом убежден. «Его положение крайне ненадежно», – сообщил он [357].

А затем – совершенно неожиданно – все изменилось.

Причина этой перемены так и не была выяснена до конца, потому что те, кого она касалась, – Локарт, Яков Петерс и Мура – приняли меры к тому, чтобы затушевать этот момент.

Сначала изменились обстоятельства. 6 сентября было объявлено, что здоровье Ленина вне опасности. Мстительный настрой среди большевиков быстро сменился облегчением. В то же время обдумывалась сделка с англичанами. В качестве ответной меры на убийство капитана Кроуми англичане арестовали советского посла в Лондоне Максима Литвинова. Его и сотрудников посольства поместили в Брикстонскую тюрьму. Шли переговоры об обмене заключенными. Одним из них мог стать Локарт. Но каким бы ни был настрой, независимо от дипломатической ситуации нельзя было допустить распространения информации о масштабе преступлений, в которых обвинялся Локарт (шпионаж, контрреволюционный саботаж и тайная угроза жизни главам советского правительства). Руководителя такого заговора никак нельзя было отпускать.

Локарт пробыл под арестом три дня, когда ему сказали, что его должны перевезти с Лубянки в Кремль. Петерс вызвал Павла Малькова и приказал ему подготовить камеру для пленника. Последним человеком, которого Мальков отвозил туда с Лубянки, была Фани Каплан, которую он расстрелял пять дней назад. Судьба Локарта будет другой – по крайней мере, пока. Его будут содержать там до тех пор, пока не примут решение, что с ним делать.

Малькову не было особенно приятно снова нести ответственность за Локарта. Он отвел для него несколько комнат во Фрейлинском коридоре Большого Кремлевского дворца, которые все еще пустовали. Эти комнаты, по-видимому, были прежде предназначены для фрейлин – маленькие, без окон. По иронии судьбы, он выбрал охрану из числа стрелков Кремлевского латышского полка – той самой «преторианской гвардии», которую Локарт в ходе своего заговора пытался подкупить [358].

Локарт с тревогой обнаружил в своих апартаментах компаньона – это был Смидкен, латышский офицер, который приходил к нему от Кроуми всего лишь месяц назад, человек, который втянул его в этот заговор и привел к нему полковника Берзина. Локарт догадался, что это попытка выудить у него признание вины, и на протяжении двух дней не осмеливался произнести ни слова. В конце концов Смидкена убрали. Локарт не знал о его судьбе и подозревал, что того расстреляли. Он так и не узнал, что латыш с самого начала был «подсадной уткой» из ЧК [359].

Локарт продолжал настойчиво просить Петерса и Малькова за Муру. Он клятвенно заверял их в ее невиновности, обвинял Петерса в том, что тот воюет с женщинами, требовал ее освобождения. Петерс согласился на то, чтобы Локарт написал Муре письмо – при условии, что оно будет на русском языке, чтобы его можно было подвергнуть цензуре в случае необходимости.

Это был момент, когда ситуация начала быстро и драматически меняться, и никто из ее участников так никогда и не дал ясного и внятного объяснения, каким образом и почему. Они либо хранили молчание, либо лгали.

«Мой милый, любимый Малыш, – писала Мура. – Я только что получила твое письмо через господина Петерса. Пожалуйста, не тревожься обо мне» [360]. После недели пребывания в грязной, переполненной Бутырской тюрьме эта записка принесла острое облегчение, это было мимолетное видение голубого неба во тьме ее заточения. Локарт был жив, и только это имело значение.

Что Петерс думал, когда встретился с Мурой, что чувствовал, о чем с ней говорил, нигде не зафиксировано. Все, что Мура могла сообщить в своем ответе Локарту, написанному на бумаге с логотипом ЧК, которую Петерс дал ей, – это поразительная новость о том, что «господин Петерс пообещал освободить меня сегодня». Но свобода мало значила для нее без Локарта:

Я совсем не против того, чтобы подождать, пока тебя освободят. Но я смогу послать тебе белье и другие вещи, и, быть может, он устроит мне встречу с тобой. Я люблю тебя, мой милый Малыш, больше самой жизни, и все трудности прошедших дней лишь еще больше привязали меня к тебе. Прости меня за это бессвязное письмо – я все еще в замешательстве, беспокоюсь о тебе и чувствую такое одиночество, но надеюсь на лучшее.

Благословляю тебя, любимый мой.

Твоя Мура .

Ее замешательство было столь велико, что, когда она оказалась за воротами тюрьмы, повернулась и долго шла пешком, прежде чем осознала, что идет не в том направлении. В конечном счете она добралась до Хлебного переулка, с трудом передвигая ноги под опадающими ранней осенью с деревьев листьями, а потом поднялась на пять лестничных маршей, чтобы дойти до квартиры. Там она сидела в полном одиночестве. Слуги были все еще в тюрьме, Хикс находился в осажденном представительстве Норвегии, а Локарт – в Кремле.

Мура знала, какой страх связан с этим словом. Некоторые говорили, что пленники, которые попадают за кремлевские стены, никогда не возвращаются назад. Но Мура верила в счастливый исход, и простого знания того, что ее любимый все еще жив, было достаточно.

На следующее утро она принялась собирать вещи, чтобы передать Локарту, как обещал разрешить ей Петерс. В ее корзинку легли книги и одежда, табак, немного кофе и фантастически дорогая ветчина, которую ей удалось достать. И Мура написала еще одно письмо, пытаясь передать в нем свои смешанные чувства – любовь и отчаяние:

Малыш мой, Малыш, все это произвело огромную перемену во мне. Теперь я старая-старая женщина и чувствую, что смогу снова улыбаться лишь тогда, когда Бог подарит мне радость снова быть с тобой… Ах, мой Малыш, что значит свобода без тебя? Мое тюремное заключение было ничто, пока я думала, что ты на свободе, а потом оно превратилось в муку неизвестности и тревоги. Но я знаю, мы оба должны быть мужественными и думать о будущем. Вот что, Малыш, все подробности жизни, все мелочи, о которых мы с тобой разговаривали, – все это исчезло. Я знаю лишь то, что хочу сделать тебя счастливым, и это для меня будет всем. Малыш, ни одна женщина еще не любила никого так, как я люблю тебя, жизнь моя, мое все. Я больше не могу писать – моя боль слишком велика, а желание увидеть тебя – безгранично [361].

Она даже не позволяла себе надеяться, что ей будет разрешено увидеться с ним. Ей просто приходилось верить словам Петерса, что Локарт получит это письмо и корзинку с гостинцами. Чекист сдержал слово, и Локарт взбодрился, получив подтверждение освобождения Муры, и был глубоко благодарен за провизию.