Эндрю Уилсон - Александр Маккуин. Кровь под кожей

В воскресенье 3 сентября 1995 года, после ночи, проведенной вне дома, Ли явился к Эндрю, который жил на севере Лондона. «Он вошел со словами: «Мне больно», – но я ответил: «Уходи, у тебя ломка», – вспоминает Эндрю. – Он уверял, что ему на самом деле больно, но я игнорировал его часа три, а потом все-таки вызвал скорую помощь. Оказалось, что у него лопнул аппендикс, и его срочно доставили в больницу Уиттингтон в Ислингтоне». [431]Выйдя из больницы, Ли сразу же вернулся к работе. Майра вспоминает, как поздно ночью, поужинав у нее, Маккуин возвращался в свою квартиру и начинал кроить жакет. «На следующее утро я спускалась, а вещь оказывалась законченной», – вспоминает она. С самого начала Ли дарил Майре свои вещи, в том числе зеленый шерстяной жакет в стиле милитари, расшитый золотыми галунами, и бамстеры с пятнами на ткани, как будто от мочи; обе вещи были из коллекции «Изнасилованная Шотландия». «Чтобы добиться такого эффекта, он использовал отбеливатель, – вспоминает Майра. – Пятна символизировали страх: девушки так напуганы, что обмочились. Меня называли «девушкой-попкой», потому что именно я всегда носила брюки-«попки», или бамстеры. Днем мне не хотелось выставлять зад напоказ, но по вечерам это сходило. Ли кроил брюки так, что создавалось впечатление, будто у тебя самая красивая задница на свете. Портной он был от Бога. В его одежде я чувствовала себя могущественной, сильной, красивой и очень сексуальной». [432]

Чуть раньше Майра познакомила Ли с саундтреком к артхаусному фильму про вампиров «Голод» Тони Скотта, который вышел на экраны в 1983 году. В фильме снимались Дэвид Боуи, Катрин Денев и Сьюзан Сарандон. Маккуину понравилась вся музыка, и песня Bauhaus «Bela Lugosi’s Dead», ставшая вехой в появлении готической субкультуры, и «Дуэт цветов» из оперы Делиба «Лакме». Посмотрев фильм, он назвал свою следующую коллекцию The Hunger («Голод»). Майра помнит, как цокольный этаж, который превратился в студию Маккуина, начал заполняться народом: там работали креативный директор Кэти Ингланд, Сэм Гейнсбери, которую Ли назначил продюсером показа, Трино Веркаде, игравшая роль координатора, и многочисленные ассистенты, в том числе Рути Данан и Себастьян Понс. Себастьян, уроженец Майорки, выпускник колледжа Святого Мартина, познакомился с Маккуином через Саймона Англесса и Ли Копперуита, вспоминает свой первый день в студии на Хокстон-сквер. «Я спустился в ужасный, грязный подвал, там никого не было, кроме него и меня… Он только что купил стол в «Икее», стол был еще в коробке, и нам первым делом нужно было его собрать. После обеда мы занимались принтом с колючей проволокой. Он рассказал, что обожает шипы. «Они очень похожи на меня, они представляют меня такого, как я есть, – объяснил он. – Потом поделился со мной, что хочет нарушить некоторые правила и сделать кое-что поистине шокирующее. Он собрал вокруг себя команду, чтобы они помогли ему достичь задуманного». [433]

В качестве моделей для показа, который проходил 23 октября в шатре возле Музея естественной истории, Маккуин привлек Тайзер Бейли и ее тогдашнего спутника Джимми Перси из группы Sham 69, ходившего полураздетым Голди, который устраивал вечера драм-н-басс в клубе Blue Note на северной стороне Хокстон-сквер, и журналиста Аликс Шарки. В число экспонатов для показа, помимо костюмов, пошитых на фабрике MA Commerciale в Милане, входили гипсовые болванки. Зрителям показали мужские рубашки с отпечатками окровавленных ладоней, изрезанные брюки и платья и прозрачный бронежилет, внутри которого извивались черви. Модели приветствовали публику знаком V (Victory, победа) и салютовали Ли. Тот вышел на сцену в конце показа, щеголяя недавно выбеленной прядью волос, спустил зеленые армейские брюки и показал зрителям зад. Позже он говорил: «Я показал зад прессе, потому что мне казалось, что ко мне относятся несправедливо… я был один, меня никто не поддерживал, и я не мог работать по указке Британского совета моды, поэтому, чтобы заполнить бреши, я начал делать глупости». [434]

Он убежал за кулисы, боясь, что его желание шокировать зашло слишком далеко. «Я твердил себе: с таким же успехом можно написать собственный некролог, – вспоминал он. – За кулисы никто не пришел, если не считать владельцев нескольких фрик-магазинов со всего мира». [435]Сьюзи Менкес вспоминает, как пошла за кулисы и увидела, что Маккуин «плачет навзрыд». Она обняла его и стала уверять, что у него по-прежнему есть будущее в моде. «Ли был ужасно огорчен, – говорит Сьюзи. – В то время он всегда очень тревожился; он в самом деле вкладывал в работу сердце и душу. Помню, первый раз, когда я пошла к нему, он признался, что не ложился всю ночь, потому что работал над плечом и никак не мог добиться нужного результата. Он страшно ругался и вспоминал плечи Сен-Лорана. Он вкладывал в это столько страсти!» [436]

Отзывы в прессе оказались совсем не благоприятными. Иен Р. Уэбб из The Times написал: очень жаль, что Маккуин позволил своей «позе рассерженного молодого человека» доминировать в показе, так как очевидно, что дизайнер обладает некоторыми «уникальными навыками кроя и свежим взглядом… Если бы только смотреть его коллекции не было так больно…» [437]Колин Макдауэлл из Sunday Times писал об общем кризисе британской моды. По его мнению, Лондону недоставало «общего ядра»; большинство костюмов, представленных на Неделе моды, слишком непритязательные, явно рассчитанные на коммерческий успех. Кроме того, дизайнеры повторяются. Он критиковал и Вивьен Вествуд, и Джона Гальяно, который только что в третий раз получил титул лучшего дизайнера года, за производство большого количества вещей, которые «частично взяты из «Унесенных ветром», а частично из замка Балморал XIX века». И, хотя Макдауэлл поздравил Маккуина с оригинальным взглядом на моду, его коллекцию в целом он счел незрелой и детской. «Достоинства Маккуина сродни достоинствам Ман Рэя и Магритта; он остроумен и способен взять настоящее и запустить его в будущее до того, как все поймут, что он задумал… В этом его сила. Откровенно говоря, большинство его вещей последнего сезона можно назвать плохо продуманным хаосом. Многие его идеи нуждаются в тщательной доработке, если они когда-нибудь вообще воплотятся в жизнь. И это совершенно не важно, потому что он… понимает, что новая женственность больше связана с умением показать средний палец, чем с умением семенить по подиуму в туфлях-лодочках на манер дебютанток 1950-х годов». [438]

Хотя позже Ли говорил, что «Голод» ознаменовал «конец старого, бесшабашного Маккуина», конечно, его слова были далеки от истины. [439]По словам друзей, он казался таким же невменяемым, как всегда. При подготовке к показу Ли попросил Саймона Англесса помочь ему с принтами. Маккуин добавил: он не может себе позволить много ему заплатить, только 500 фунтов, но Саймон решил, что поможет, так как работа с Маккуином хорошо скажется на его будущей карьере. «Некоторые принты показались мне по-настоящему грязными, – сказал он. – Кажется, один узор, вошедший в коллекцию «Голод», был связан с фистингом». После показа Ли признался другу, что денег у него нет и платить нечем, зато он подарил ему сертификат в модный магазин Browns на 1000 фунтов. «Сначала я отказывался, потому что в том магазине мне ничего не нравилось, но он меня убедил, – говорит Англесс. – В то время я работал в колледже Святого Мартина, и мы вместе пешком дошли до бутика. Я выбрал какую-то вещь Хельмута Ланга, но, когда подошел к кассе, все двери вдруг закрылись и завыла сирена. Ли уже ушел. Оказалось, что подарочный сертификат был украден, а Ли заполнил его и подписал. Я все им объяснил, и они спросили, кто дал мне сертификат. Я признался, что Маккуин. «Ну как же, Александр Маккуин! – воскликнула управляющая. – Мы его не носим, но любим». – «Ну а я так его ненавижу, особенно сейчас», – ответил я. Я пошел обратно в колледж и, когда переходил Олд-Комптон-стрит, увидел, как Маккуин заворачивает в переулок, сгибаясь пополам от хохота. Когда я пересказал ему наш разговор в магазине, он очень разозлился на меня. «Как ты мог? – спросил он. – У меня есть имя. У меня репутация, а ты хочешь меня погубить!» – «Знаешь, – ответил я, – у меня есть работа, и мне надо жить. Пошел ты!» Потом, конечно, мы оба посмеялись». [440]