Вольфганг Фауст - Следы «Тигра». Фронтовые записки немецкого танкиста. 1944

«Пантеры» в ответ открыли огонь, хладнокровно и обдуманно, отыскивая длинными стволами своих 75-миллиметровых орудий слабые места в броне ИС. Я воспрянул духом, когда «Тигр» на противоположном краю равнины всадил снаряд в ИС, стоявший прямо передо мной. Германский снаряд вошел между башней советского танка и корпусом и вышел сквозь моторный отсек в ореоле вспыхнувшего горючего.

Вильф, работая башенным орудием нашего танка, попал в один из ИС; затем в другой, но наши снаряды рикошетировали от их дискообразных башен, не пробивая их. Мы попали в третий ИС, сорвав маску его орудия и всадив другой снаряд в его корпус, когда он начал разворачиваться. Языки пламени вырвались из его разбитой башни, когда наш снаряд, пробив ее, начал метаться в ее заброневом пространстве.

Наряду со всем этим, мы несли и потери.

«Тигр» справа от нас был поражен снарядом в боковую часть башни, и снаряд вышел сквозь командирскую башенку, унося с собой и затянутый в черную униформу торс командира танка. Затем танк получил попадание в опорные катки, и несколько этих больших стальных дисков разлетелись в стороны, когда боевая машина завалилась набок и остановилась под таким углом, что бронелист ее днища оказался подставлен орудиям ИС. Те не замедлили воспользоваться этим обстоятельством и открыли огонь по беззащитному днищу корпуса «Тигра», пока один из снарядов не снес целиком его башню, а другие взорвались в районе ее обнажившегося погона.

С двумя оставшимися «Тиграми» и горсткой «Пантер» нам удалось остановить атаку ИС. Я вел «Тигр» с неуклюжей уверенностью человека, напичканного наркотиками, проведя его от одного конца поля боя до другого, бросая его вперед и останавливая, чтобы дать возможность Вильфу сделать несколько прицельных выстрелов по русским боевым машинам. Даже когда подбитые ИС теряли ход, они продолжали вести огонь по нас, используя свои танки как скрытые в снегу металлические доты.

Один из таких танков вел по нас огонь с маниакальной скоростью, трассеры его снарядов проносились рядом с нами, когда мы маневрировали вокруг него, чтобы поразить его выстрелом в борт. В конце концов наш 88-миллиметровый снаряд прошил его борт, чуть выше покрытых снегом гусениц. Крышка башенного люка откинулась, и сдетонировавший боезапас улетел, закручиваясь спиралью, в красно-багровое небо, добавляя дыма в окрашенный кровью снег. Но даже при этом крышка люка механика-водителя откинулась, и через него выбрался член экипажа, по-прежнему в защитном шлеме, держа в руках автомат. [71]Он дал по нас короткую очередь, пули бессильно пробарабанили по нашей лобовой броне, но наш радист-стрелок тут же разделался с ним одиночным выстрелом из пулемета. [72]Каждый патрон был теперь на счету, приходилось строжайше их экономить, к тому же каждый маневр и уклонение от врага расходовали последние остатки драгоценного горючего.

Я потерял всякое чувство времени в этом бесконечном сражении, голова кружилась от амфетаминов, а тело мое не испытывало никакой боли. Со странной отстраненностью я отметил, что небо становился белее, а солнце поднимается в мареве над обрывом над нашими головами. Это было яростное, багровое солнце, бросавшее вниз зазубренные тени от скал и освещавшее своими лучами изуродованные коробы танков, горевших вокруг нас.

В этих лучах стало видно, что ИС отступают вверх по склону, быстро двигаясь задним ходом и прикрывая свое отступлением огнем танковых орудий. Наше 75-миллиметровое противотанковое орудие в одном из дотов подбило один из них несколькими последовательными выстрелами, когда ИС забуксовал задним ходом в снегу, снеся самый кончик его заостренного носа. Русский танк продолжал отступать все так же задним ходом, внутри его корпуса сквозь пробоину были различимы два члена экипажа. Вильф не устоял перед таким искушением: он выстрелил прямо во вскрытый предыдущим попаданием корпус. Хладнокровный, как и всегда, он выбрал и выпустил осколочно-фугасный снаряд. Взрыв этого снаряда в глубине закрытой стальной коробки танкового корпуса выбросил наружу изломанными картонными куклами тела водителя-механика и стрелка-радиста, заставив их катиться в дымящейся одежде по перепаханному снегу. Вскрытый несколькими попаданиями стальной корпус ИС превратился в геенну огненную ревущего пламени, в котором несколько секунд еще были видны корчащиеся от нестерпимой боли [73]тела других членов экипажа, пока всю боевую машину не окутало плотным облаком дыма.

Наступившее краткосрочное затишье было использовано для лихорадочной деятельности в наших рядах.

Два наших «Тигра» быстро проверили оставшееся горючее и боеприпасы: на двоих у нас оставалось 30 снарядов и горючего для 10 минут маневров и последующего отступления по мосту. Наши 4 оставшиеся на ходу «Пантеры» располагали примерно такими же резервами. Мы узнали об этом по радио, а офицеры противотанковых орудий из дотов подошли к нашему танку для обмена краткой информацией.

У них все еще оставался довольно большой запас противотанковых снарядов, да и минометная батарея за дотом пока еще не сделала ни единого выстрела. У зенитных орудий также оставались существенные запасы снарядов, но их расчеты в траншеях были уже на пределе боевого духа и сил.

Хелман перегруппировал наши боевые машины в неровный полукруг вокруг переправы, с дотами буквально за нашими спинами. На стальных конструкциях моста играли красные лучи солнца.

В ходе всей этой деятельности, рева двигателей боевых машин, когда мы перестраивали наши ряды, я услышал тихий шепот русской пленницы, произнесшей мне на ухо:

– И для чего все эти разрушения?

Наш радист, нахмурившись, посмотрел на нас, явно не услышав ее слов, но обеспокоенный самим фактом ее обращения ко мне.

– Мы защищаем Европу, – ответил я пленнице.

– Подобным образом? – с горечью усмехнулась она.

Затем, видя, что радист снова бросил на нее взгляд, она отодвинулась и снова скорчилась на своем прежнем месте под башней.

Мой ответ на ее вопрос был исключительно инстинктивным, лозунгом, который, однако, мы воспринимали всем своим существом, тем основанием, на котором мы пришли в эту страну и развязали в ней ту бойню, которую осуществляли и сейчас. Наркотики еще вовсю действовали в моей крови, я чувствовал себя уверенным, странным образом неуязвимым. Радист улыбнулся мне – и протянул новую дозу амфетаминов, на этот раз в форме таблеток первитина в упаковке из фольги. Эти таблетки входили в ежедневный рацион танкистов, так что я взял одну из них зубами и проглотил ее.

– Танковый шоколад! – усмехнулся радист, бросая себе в рот вторую.

Поле моего зрения сузилось, но оно стало более острым, и я увидел, как красные лучи солнца, пробивающиеся среди горящих машин, бросают на снег бриллиантовые оттенки, которых я раньше не замечал. Волосы на моей голове встали дыбом. Чувство обоняния также обострилось, и вонь взрывчатки и горючего в корпусе танка стала едва переносимой, доставляя мне боль. Подняв лицо к сорванной крышке люка, я глотнул свежего воздуха. Теперь я прекрасно видел гребень обрыва и то, как маневрируют там СУ, расступаясь вправо и влево, словно освобождая место для новых сил.