Михаил Шевченко - Избранное

Она даже в том — и это как-то по-особому меня волнует, — что именно на Воронеже, не в городе, его тогда еще не было, а на реке, на ее лесистых берегах, мне знакомых, встретились рязанские князья и послы надвинувшейся из Азии татарской рати, пришедшие объявить рязанцам, чтоб они покорились и платили дань, иначе они будут погублены огнем и мечом, а все их пределы — опустошены.

Это было на моей реке, и это предстает мне так зримо, как будто я был всему этому свидетель… Представляю, каким огнем зажглись их глаза (русичей-предков. — М. Ш. ), сколь велико было их гордое негодование на дерзость неведомых пришельцев… все человеческое и тогда уже было с ними, все чувства, понятия: они знали, что такое честь, родина, долг перед нею, слава и бесславие, позор в глазах потомков. И — ах! как же великолепно, как мужественно и как гордо ответили они татарам! «Лучше головы своим сложим, нежели срам земле своей понесем. Все ваше будет — только когда нас не станет!»

За дверью осторожное, нащупывающее постукивание палки, раз-другой она ударяется в дверь; входит Григорий Иванович Куликов…»

Хочется возвращаться и возвращаться к лекции Куликова! Ее невозможно читать без волнения.

Сначала перед вами — просто обыкновенный слепой человек. Несколько абзацев — и вы уже сидите в студенческой аудитории и вместе с Леней Гавриловым, вместе с его друзьями видите в Куликове «живую частицу тех древних времен», он уже не преподаватель, а древний певец во стане своих потомков, и его палка кажется посохом…

Усталый от вдохновения, «Григорий Иванович опускает голову. В аудитории тихо, и в здании тихо, и слышно, как где-то вдали катится протяжный, гремучий гул, гремят по рельсам спешащие на запад поезда.

Туда, где тоже — «токмо дым и пепел…»

Как и рассказчика, вас «совсем как боль пронизывает вдруг чувство родины — чувство сомкнувшегося времени и расстояния, чего-то огромного, и бесконечного и неохватно протянувшегося, но единого и нерасторжимого, что нельзя разорвать, разделить на части, что может существовать только единым целым и что есть моя подлинная родина, Россия, чье извечное и ушедшее было название волею самой жизни вновь воскрешено в языке…»

И когда в конце книги Леня Гаврилов лежит в окопе на Курской дуге перед надвигающимся на него немецким «тигром», вы вместе с Леней сжимаете в руках противотанковое ружье. Танк все ближе. Вот он постепенно открывается, становится доступным ружью. И вы выдыхаете:

«Пора!»

«Все ваше будет — только когда нас не будет!»

Захватить нашу землю можно, лишь уничтожив народ наш. Но народ не уничтожишь. Народ бессмертен.

Эта мысль живет в вас на протяжении всего чтения повести, укрепляется в сердце. Читаете ли вы сцены жизни в прифронтовом Воронеже или сцены эвакуации, сцену похорон отца или раздумья рассказчика, — все живо встает перед глазами, все современно.

«Дезертир» — смелая для своего времени повесть (написана в 1961 году). Не каждому писателю под силу взяться за тему дезертирства. Юрий Гончаров достигает здесь большого мастерства в раскрытии психологии человека, увернувшегося от исполнения своего долга. Вся повесть написана беспощадно точно, оставляет очень сильное впечатление. Особенно удачен в ней, так сказать, метод контраста: отъезд на войну людей, верных долгу, — и бегство Игната; добрые борозды на родной земле Мешкова, родича Игната, вернувшегося с войны, — и бесследное существование Игната; буйное обновление природы — и смерть в эту пору ненужного человека…

Дезертирство — уход в небытие — вот суть повести. Неумолимая суть.

Одно из лучших, на мой взгляд, произведений в нашей литературе о Великой Отечественной войне, — это повесть «Неудача» («Теперь — безымянные»).

К этой повести писатель шел через «Дезертира». Он знал, что ему предстоит, и как бы набирался силы на главную работу.

Повесть сделана по всем законам трагедии. У нас не много книг, в которых бы брались в основу повествования эпизоды собственного «разгрома». Чаще исследуются удачные сражения. Юрий Гончаров взялся за самое трудное — показать характер родного народа, его силу в поражении. Как чуткому и бесстрашному художнику, ото ему в высшей степени удалось.

Потрясает финал повести. Наступление, которое должно было освободить город, не состоялось, «…дивизия израсходована зря». Что случится, ясно было до его начала. А теперь — «произошла неудача, противник оказался сильнее…» И вот — «…предстояло доложить Ставке — потребности в новых людских пополнениях, боематериалах, транспортных средствах». То есть о том, что надо было мужественно требовать перед наступлением, временно отодвинув срок его.

«Битва… затихла — обессиленно, утомленно, на широкой дуге фронта, огибающей город, все молчало. И только из догорающего здания больницы по временам еще доносились одиночные хлопки выстрелов, короткое карканье пулемета, тревожа ночную тишину. Кто-то там был еще жив, еще воевал, отстреливался, не хотел сдаваться…»

Да, «все ваше будет — только когда нас не будет!»

Повесть написана на основе действительного эпизода, который произошел под Воронежем. Однажды Юрий Гончаров повез меня в район старой областной больницы. Это была волнующая поездка. Он показывал мне линию фронта, места самых жестоких боев… Все рассказывал так, будто сам участвовал в этих боях. Готовясь к работе над повестью, он все здесь обошел и облазил, как говорится, лично во всем удостоверился. Отсюда и убедительность его повествования.

Широко известны повести Юрия Гончарова «Нужный человек», «В сорок первом», «Целую ваши руки», рассказы «Порог», «Часовых дел мастер», «Далеко от Родины», «Хлеб наш насущный»… «Неудача» («Теперь — безымянные») и тогда же, в начале 60-х, написанная повесть «Сын» — вершинные произведения писателя.

Юрий Гончаров с трепетным уважением относится к отечественной литературе и ее истории, к их подвижникам, к их добросовестным служителям. Не случайно им написаны книга о предках Бунина, воспоминания о Паустовском.

Научное исследование «Предки Бунина» содержит целый ряд неизвестных доселе фактов. Считалось, например (и Бунин так считал), что предки его — выходцы из Литвы. На самом же деле они — уроженцы центральной России, коренные русские люди. Это документально доказано в книге.

Могут задать вопрос — к чему все это? Не кичливость ли это у Бунина?

На них отвечает автор. Во-первых, родословная Бунина мало исследована, сам Бунин имел довольно смутное представление о ней. А во-вторых,

«…право, не такой уж грех и грех ли вообще — помнить о своих предках и испытывать к ним уважение, особое чувство от родственной связи с ними, если среди них такие отмеченные талантом и всероссийской славой личности, как поэтесса А. П. Бунина, поэт Жуковский, всемирно известный ученый Петр Петрович Семенов-Тянь-Шанский… если еще в XV столетии началась служба Буниных российскому государству, служба… знавшая и ратные поля, и кровавые раны, и смерти в жестоких схватках с иноземными завоевателями, угрожавшими русской земле…»