Шарль Митчи - Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

На платформах станций молодые женщины в неизвестной мне униформе раздают еду и горячее питье возвращающимся. Это немецкий Красный Крест. Повсюду французские названия станций, административных зданий, магазинов, населённых пунктов, улиц заменены немецкими надписями. По улицам важно расхаживают не только одетые в серо-зелёное солдаты, но и Goldfasanen (золотые фазаны [5] Здесь и далее в скобках дан перевод с немецкого языка, если не указано иное. ) — нацистские бонзы в жёлтой униформе, и среди них, к сожалению, есть и эльзасские карьеристы. К счастью, их немного. Повсюду на огромных афишах — гигантская метла, выметающая все, что напоминает о Франции, и лозунг «Hinaus mit dem welschen Plunder!» («Вон французский [6] В оригинале употреблено слово welschen — презрительное название французов и франко-швейцарцев. хлам!»).

Абсолютный запрет на разговор по-французски, даже диалектные эльзасские формы слов «здравствуйте», «добрый вечер», «до свидания», «прощай» строго запрещены. Ношение беретов, которые немцы называют Hirnverdunkelungsmütze (дурацкий колпак для помрачения мозгов) и которые рассматриваются как знак выражения симпатий к Франции, также не допускается. За любое нарушение этих правил — наказание вплоть до заключения в концентрационный лагерь в Ширмеке (не путать с лагерем смерти в Штрутхофе) в долине реки Брюш [7] На территории Эльзаса существовало два лагеря недалеко друг от друга. Один из них — упомянутый лагерь в Ширмеке — был трудовым, и туда ссылали «на перевоспитание», например за недостаточно почтительное отношение к новым властям, за гомосексуализм или проституцию, туда же попадали и семьи тех, кто смог перебраться через границу или уклонился от призыва в армию. Через него прошло около 25 000 человек. Лагерь в Штрутхофе был лагерем уничтожения и медицинских опытов на людях, через него прошло около 40 000 человек. Туда попадали в основном евреи, а также политические заключённые. От голода, изнурительного труда и медицинских опытов, а также в газовых камерах лагеря Штрутхоф погибли 25 000. .

Нацистский агитплакат 1940 года

Франкозвучащие имена также запрещены и должны быть германизованы. Больше нет Жана, Шарля, Роже, Шарлотты — на их месте Иоганн, Карл, Рюдигер, Карла. За ними скоро последуют фамилии — Петит станет Кляйном, Дюбуа — Хольцером [8] Речь идёт о прямом переводе с французского на немецкий: petit и klein — соответственно французское и немецкое слова, переводящиеся как «маленький», du bois и holzer — «деревянный». В случае с Клодпьером и Глаттпетером речь идет о той же германизации, что и с именами. , Клодпьер — Глаттпетером.

Прослушивание передач иностранных радиостанций, например особенно любимого эльзасцами лондонского радио, рассматривается как измена Родине и влечет за собой наказание вплоть до смертной казни в случаях, признанных особо тяжкими.

Чтобы удовлетворить свою ненависть к Франции, нацисты не постеснялись ополчиться на памятники, воздвигнутые в память об эльзасских героях наполеоновской эпохи, уважаемые и не тронутые немцами в период аннексии 1870–1918 годов. Памятники генералу Клеберу в Страсбурге, генералу Раппу и адмиралу Брюа [9] Генерал Жан-Батист Клебер, генерал Жан Рапп, адмирал Арман Жозеф Брюа — французские военачальники, уроженцы Эльзаса. в Кольмаре были варварски разрушены в 1940 году членами Reichsarbeitdienst (RAD, обязательные трудовые формирования для молодых немцев). Сами статуи работы кольмарского скульптора Августа Бартольди были чудом спасены мужественными патриотами, которые, рискуя жизнью, спрятали их, что позволило восстановить эти три памятника после войны.

Разрушение памятников генералам Раппу и Брюа в Кольмаре летом 1940 года

Надо сказать, что меньше чем два года назад, когда представители Франции и Англии Даладье и Чемберлен вернулись после подписания Мюнхенского соглашения о расчленении Чехословакии, их встречали с огромным энтузиазмом как спасителей прочного мира. А менее чем через год, 1 сентября 1939 года, произошло вторжение в Польшу, разрушение польского государства и началась Вторая мировая война.

В это время я был временно освобождён от воинской повинности из-за тяжёлой операции, которую я перенёс в 1937 году, и, как следствие, не подлежал призыву. Примерно через пять недель после начала войны я получил повестку явиться в призывную комиссию, которая на этот раз объявила меня годным к военной службе во французских вооруженных силах, но во вспомогательных подразделениях, таких как служба снабжения, штаб, медицинская служба и т. д., а не в армейских — пехоте, кавалерии, артиллерии.

Шарль Митчи с учениками, 1937 год

На военном обучении в Клермон-Ферране, Рождество 1939 года

В Нанте на обучении в Венсеннской Военной школе управления, весна 1940 года

Несколькими днями позже я получил предписание 19 октября 1939 года явиться в казарму 313-го СМА (Centre Mobilisateur dArtillerie — призывной центр артиллерии) в Клермон-Ферране (артиллерии — поскольку я сдавал экзамен по военной подготовке в этих войсках). 17 октября я женился. Бракосочетание состоялось в мэрии Сульцерена, 18 октября я обвенчался, хотя церемония проходила не в церкви, а у нас, в доме при школе. На следующий день я отправился в армию.

Прибыв в казарму 313-го СМА, я обнаружил, что для меня нет формы. Две недели я ходил в гражданской одежде, прежде чем получил военное обмундирование цвета хаки. Мои товарищи, прибывшие раньше, были одеты в небесно-голубую форму — остатки со времён войны 1914–1918 годов. Как хорошо мы были экипированы и подготовлены к войне! Вместе с ещё двумя дюжинами таких же солдат вспомогательной службы (среди них — мой дорогой друг Жорж Ремон, будущий нотариус в Ла-Рош-Винёз) я спал на соломе прямо на цементном полу. Никто не говорил о военной школе, в которую меня должны были бы направить. Мы ничего не делали и умирали от скуки до самого Рождества, когда ко мне, к моей радости, на шесть дней каникул приехала моя жена, учительница. Капитан Верой, очень любезный офицер из резервистов, разрешил мне ночевать в городе, и мы провели в отеле в Клермон-Ферране неделю медового месяца.