Шарль Митчи - Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

После кратких речей и возложения венков разными делегациями перед стелами международного мемориала под кронами деревьев зазвучала чудесная музыка в исполнении струнного оркестра. Это была ария из Сюиты ре мажор И. С. Баха. Я сразу почувствовал облегчение, свалился железный ошейник, душивший меня с момента приезда в лес. На меня нахлынули сильные чувства, воскресли давние воспоминания, глаза наполнились слезами. Я опять, как и пятьдесят четыре года назад, почувствовал горькое разочарование, ужасное смятение, вызванное отъездом Пятнадцати сотен в Алжир. Церемония открытия международного мемориала завершилась выступлениями трёх священников — католического, протестантского и православного.

Днём, около шестнадцати часов, наша делегация и кое-кто из представителей других стран опять встретились в Радинском лесу перед французским участком. Его привели в порядок, расчистили от леса, вырубили кусты и украсили цветами молодые члены ассоциации «Pèlerinage Tambov», которые ездили сюда несколько раз за последние три года. На этом участке находится братская могила № 37, где среди прочих похоронены двое молодых людей из долины Мюнстера, Эрнест Графф из Гюнсбаха и Эрнест Кемпф из Вир-о-Валь.

Совсем рядом, в конце небольшой аллеи, установлен французский памятник: деревянный крест и две стелы из вогезского песчаника. На одной — карта трёх департаментов Эльзаса и Лотарингии, на другой — надпись:

«Aux Français d’Alsace et de Moselle incorporés de force au au mépris du droit dans l’armée allemande de 1942 à 1945 qui qui périrent par milliers à Tambov Rada au camp 188 dit de rassemblant de français alors qu’ils espéraient rejoindre les forces alliées» [76] «Французам из Эльзаса и Мозеля, насильно и незаконно призванным в немецкую армию с 1942 по 1945 год, которые тысячами гибли в тамбовской Раде, в лагере № 188, называемом лагерем сосредоточения французов, хотя они надеялись присоединиться к силам союзников». (Перевод с французского.) .

Самым торжественным моментом было захоронение у подножия стелы двадцати урн с землёй из Эльзаса и Мозеля, привезённой из двадцати округов трёх департаментов. По двое, бывший узник Тамбова или родственник тех, кто погиб, в сопровождении кого-то из русских или французских девушек и юношей прошли по аллее с урнами в руках. Было трудно сдержать слёзы, многие плакали.

Мне выпала большая честь нести урну округа Кольмар с землёй, взятой около часовни Шапель-де-Буа [77] Часовня Chapelle-de-Bois в деревне Винценхайм близ Кольмара — традиционное место сбора бывших узников Тамбова. в Винценхайме. Шедшему со мной в паре Кристофу Хартманну, моему молодому другу из Херлисхайма, было поручено поставить урну в ячейку у подножия стелы.

Всё казалось символичным. Война, насильственный призыв, даже сама судьба не хотели, чтобы эти несчастные, которым мы сегодня отдаём дань памяти, покоились в своей эльзасской или лотарингской земле. И вот теперь в этих урнах их родная земля пришла к ним сюда, в Россию. И что сказать про этот лес, который принял нашу церемонию так спокойно, так безмятежно? Эти стволы деревьев, гибкие и стройные, возносящиеся к небу, эта листва, не напоминают ли они колонны и своды собора?

Белые кресты на французском участке не стоят на отдельных могилах. Для семей тех, кто погиб, этот памятник символизирует гигантское, размером со всю Россию, кладбище, принявшее десятки тысяч насильно призванных эльзасцев и мозельцев, павших на полях сражений или умерших в лагерях для военнопленных. Здесь семьи жертв могут вспомнить о своих, так же как сказала одна участница паломничества:

«Я как будто приехала на могилу моего брата. Я не знаю, где он, он погиб, но я знаю, что он в русской земле. И сегодня я принесла ему цветы».

После возложения многочисленных венков депутатами и делегатами Жан-Пьер Массере произнёс короткую речь, очень искреннюю и полную достоинства. «Солдаты поневоле» обязаны этому мозельцу, который, как хорошо сказала одна журналистка в своём репортаже, «за год сделал для них больше, чем все его предшественники».

По окончании речи министра лес огласили проникновенные звуки не предусмотренной программой «Марсельезы». Я никогда не слышал, чтобы её пели на общественных собраниях с такой точностью и чистотой. Это было очень трогательно, многие прослезились.

В понедельник, 10 августа, мы посетили кладбище в Кирсанове. Ещё один волнующий день. Здесь наши умершие товарищи хотя бы заслужили более пристойное погребение. На огромном прямоугольном участке стоял большой крест из белого камня, а вокруг него — около двухсот пятидесяти могил, некоторые — индивидуальные, другие приютили двоих-троих умерших. Покрашенные белой краской низкие бордюры вокруг могил образовывали как бы гигантскую шахматную доску. Крестов с именами не было, но списки и чёрные дощечки с цифрами позволили точнее идентифицировать места захоронения погибших.

Моя жена легко нашла номер 93, могилу моего друга Мориса Эбера из Селеста, а потом и номер 5, могилу Жильбера Граффа, моего земляка из Гюнсбах-Мюлель.

Мы вернулись из этого паломничества — в широком смысле этого слова — глубоко потрясёнными душой и разумом. Это впечатление ещё усилилось после того, как мы посмотрели видеозаписи этого поминовения, происходившего там, где всё было так наполнено печалью и тоской, страданиями и скорбью.

Но это путешествие в Тамбов имело для меня неожиданно счастливые последствия. Целая цепь обстоятельств позволила мне вновь встретиться с Эженом Сент-Эвом, которого я не видел со времени нашего возвращения из плена. Эта встреча взволновала и вновь подружила нас.

Совершенно случайно Эжен за несколько месяцев до этого вновь встретился с Зоей Масленниковой, одной из русских студенток, о которых я рассказывал. Наверное, я что-то предчувствовал, когда писал ту фразу, где я задаюсь вопросом, что случилось с той тетрадью, которую этим девушкам при их отъезде из Тамбова подарили их случайные учителя. Я с огромной радостью узнал, что госпожа Масленникова, скульптор и писательница, живущая в Москве, бережно сохранила этот сборник французских песен, который мы с Эженом сделали специально для них. Моя дочь имела возможность любоваться этим драгоценным документом во время встречи с Зоей в 2000 году в Москве.

Эжен и Зоя, оба, независимо друг от друга, записали свои истории, как тех времён, так и недавние, и их трогательные рассказы были опубликованы в русском журнале «Континент». Мы все трое были счастливы встретиться и писать друг другу, нас объединяла дружба, которая выдержала полвека молчания [78] Повесть Зои Масленниковой о тамбовском лагере, опубликованная в журнале «Континент» (1997, № 1), называлась «Маленький французский оазис» и была посвящена «Светлой памяти Эжена Сент-Эва, живого или мёртвого», так как на тот момент связь ещё не была восстановлена. В лагере между Эженом и Зоей завязался короткий платонический роман, продолжение которого, естественно, было невозможно. Эжен и Зоя вновь встретились во Москве в 1997 году, будучи уже совсем пожилыми людьми. Зоя и Шарль встретились во Франции в 2001 году. Копию этой тетрадки Зоя потом подарила детям Шарля Митчи. .