Лия Престина-Шапиро - Словарь запрещенного языка

Позже я ближе познакомилась со словарем Шапиро и поняла, что это не только словарь, но школа иудаизма, школа любви к Израилю.

Хедера

Когда на полках книжного магазина в Москве, кажется, в 1963 — 64 гг. появился словарь иврит-русского языка Ф.Л. Шапиро, мне удалось раздобыть его и я сразу же принялся учить иврит (я не прикасался к ивриту около полувека). Несмотря на такой большой разрыв, мне не тяжело было восстановить свои знания, я просто глотал страницу за страницей. А потом и сам составил для себя самого (взяв слова из словаря Шапиро) свой ручной «Словарик русско-ивритский», но только медицинскую терминологию. Тогда я делал это при полной конспирации.

Когда же мы репатриировались в Израиль в 1980 г., я уже свободно изъяснялся на иврите и довольно быстро, буквально через месяц, устроился на работу и, невзирая на свой возраст (уже пенсионный), работал еще 14 лет врачом.

Разумеется, этот словарь мы привезли с собой, и он постоянно стоит перед моими глазами в почетном ряду вместе со многими словарями.

Очень ценный раздел «грамматика». Несмотря на наличие множества других, более современных словарей, наш «ветеран» — словарь Ф. Л. Шапиро не уступает ни одному из них.

Я позволю себе послать Вам прилагаемый свой русско-еврейский медицинский словарик. Примите этот дар как знак благодарности и уважения к моему учителю Ф.Л. Шапиро.

Хедера

Со словарем Шапиро у меня связано воспоминание, от которого до сих пор сводит диафрагму (если считать, что в этом месте помещается душа, то моя душа сжимается от страха).

Дело было в 1977 — 79 годах в Москве. Я к тому времени более двух лет как повторно вышла замуж и жила с 15-летним сыном у мужа и его матери. Однажды муж признался мне, что давно задумал уехать в Израиль. Но так как он был не очень здоров и ехать один боялся, то решил жениться на мне. Я по натуре своей авантюристка. Пару часов переживала и обдумывала эту ситуацию, но, очень любя мужа, сказала почти как Крупская Ленину: «Ну что ж, ехать так ехать.»

И начали мы ходить на Горку, то есть к синагоге на улице Архипова. Там нас быстро окружили вниманием: в то время выпускали мало и мы стали как бы героями.

Нас включили в группу по изучению иврита. Учитель наш, Лева, получил от Ильи Эссаса свой минимальный запас знаний и начал на нас практиковаться. Были случаи, когда он по телефону спрашивал у кого-то неизвестные ему в процессе нашей учебы слова. Нам выдавали копии 1—2 страниц из книги «Элеф милим», а через 3—4 занятия Лева показал нам словарь Шапиро.

Уже не помню, как я освоила ивритские буквы, но когда я взяла впервые в руки словарь и сходу открыла его почти в конце, на меня строем кинулись глагольные биньяны, огласовки, местоимения. Все это посеяло во мне панику: ни за что не освою!

Тот лепет, что нам давали на занятиях, ни в какое сравнение не шел с системой словаря.

Я поняла, что иврит для меня — задача непосильная. А мне исполнилось 40 лет и надежда на работу инженером в Израиле была минимальной.

Однако Лева дал нам словарь не только подержать в руках, но и на дом. В нем, правда, отсутствовало около 20 страниц — не было слов на букву «самех». Но оказалось, что книгу интересно просто читать: слова даны с огласовками; вокруг глагольных корней — целое гнездо слов, что делало учебу очень увлекательной. Словарь нам выдавали на одну неделю, так что каждые 3—4 недели он гостил в моей семье.

Мы знали, что за эту книгу можно хорошо «залететь»: могли пришить любую статью не столько за изучение иврита (а словарь был тому доказательством), сколько за нелегальные сходки и встречи с неугодными властям людьми.

И вот в декабре 1979 года (мы к тому времени уже почти 2 года ждали разрешения па выезд) в честь Хануки на квартире нашего Левы собралось много евреев-подавантов, думаю, человек сорок.

Все пальто и сумки были брошены в коридоре, в одной из комнат. Приехал из США раввин, выглядевший как один из нас. Он провел обряд зажигания первой

ханукальнои свечи, привез гостинцы почему-то с израильскими этикетками. Все возбудились от этого торжества и как бы даже таинства праздника. Стали петь вначале тихо, а потом вошли в раж. Сидели не только на полу и подоконниках, но и друг на друге.

И вдруг в разгар веселья — звонок в дверь. В глазке — милиционер и двое мужчин в штатском. Требуют впустить их в квартиру. Хозяйка, мать Левы, начала препираться с ними через дверь. В это время американца и еще 3—4 активистов вывели по черной лестнице (тем и хороша была квартира).

Дверь открыли, и милиционер предложил всем расходиться по домам: «А то вы мешаете соседям спать» (дело было в 6—7 часов вечера!). Все стали одеваться и выходить. На выходе милиционер почему-то просил всех открывать сумки. Подойдя к двери и открыв свой портфель, я обнаружила внутри подкинутый кем-то темно-синий словарь Шапиро. Сзади напирали евреи. Мы с мильтоном увидели ЕГО одновременно.

— Что за книга? — спрашивает он.

— Словарь, — говорю я твердо.

— А-а-а, — протянул страж закона. И выпустил меня. Очевидно насчет меня у него не было указаний.

Книгу должны были найти у кого-то другого.

На лестнице я как бы ослепла от стресса и рассказала все мужу только на морозной заснеженной улице.

Никто не искал книгу и не признался, что так меня подставил. А словарь этот издания 1963 года вот уже около 20 лет служит нам верой и правдой и выручает в самых трудных лингвистических ситуациях.

Жаль только, что текст идет не в ту сторону!

Я имела честь познакомиться с Вашим отцом, автором иврит-русского словаря при следующих обстоятельствах. В1960 году меня пригласил проф. Гранде и дал мне рукопись словаря и просил сделать замечания и оценить словарь в целом. Я была очень взволнована. Такое сокровище попало мне в руки впервые за 20 лет моей жизни в СССР.

Мне выпала большая честь быть лично знакомой с замечательным человеком, большим знатоком языка иврит Феликсом Шапиро. Я часто посещала ваш дом на Кропоткинской, 33, мы много беседовали.

Случайно я познакомилась с внуком Шапиро, это, видимо, Ваш сын. Это было около синагоги в Москве. Я ему рассказала о наших встречах с дедом, которого к тому времени уже не было в живых.

И вот судьба свела меня с Вами, его дочерыо.

Я родилась в Польше, закончила женский учительский семинар «Культура» в Вильнюсе. С началом войны попала в Советский Союз. В Израиль приехала в 1990 году.

У меня сохранилось письмо проф. Гранде, но, к сожалению, я не смогла найти письмо Вашего отца ко мне.

Беер-Шева

Хочу прежде всего отметить, что я принадлежу к тем, кто и сейчас продолжает пользоваться этим удачным и очень полезным словарем.