Александр Жаренов - Братство фронтовое

- Только я достиг поля, чтобы восстановить связь, - рассказывает он, - как вокруг начали рваться мины, слышу, как шуршат над головой снаряды. Вначале перебежками, пригибаясь, затем ползком вдоль кабеля добрался до обрыва. Соединил концы. Обстрел не утихает. Снова обрыв. Пытаюсь исправить повреждение. Рука в крови, онемела. Восстановить кабель теперь не под силу. Подоспел Панфилов. Он-то и помог. Быстро добежали до кустарника. Отдышавшись, вернулись к своим. Потрепало шинель, малость задело, - и он показал окровавленную руку. - В общем, получили боевое крещение.

Пока он рассказывает, на его раненую руку санитарки накладывают повязку. Подбегает связной из штаба и, запыхавшись, обращается ко мне:

- Товарищ политрук! Нет связи с Гусем.

Все связисты в разгоне. Посмотрел на Евтехова с Панфиловым. Они поняли мой взгляд. Тут же забрали катушку с кабелем, трубку ТАТ и бросились на очередное исправление линии.

Разрывы снарядов все ближе от командного пункта. Квадрат обстрела сужается. Связистов-повозочников, находящихся в роще, ставим в оборону западной стороны. Приказываем окопаться, зарядить винтовки, наблюдать за открытым полем. Возле кустов справа и слева устанавливаем по пулемету.

Погода дождливая. Солнцу не пробиться. Фашистские самолеты сегодня не полетят.

- Небесное светило теперь не в почете. Жарко и без него, - с горькой иронией говорит Листратов, наблюдая за боевым порядком обозников. Быстрой походкой он переходит от одной группы к другой.

Невдалеке от КП - взрыв. Повредило машину с рацией, ранило радиста, посыльного, у начальника связи А. Ф. Еськова разбило очки. Без них он, как слепой. Я находился на контрольной связи немного в стороне. Спешит комбат Жучков. С ходу предупреждает меня, чтобы следил за телефонной линией.

- Сделайте все, чтобы не было перебоев, - говорит он. - Вашего Воробьева вместе с командиром рации послал за другой.

После наставлений Жучкова направляюсь навстречу ожидаемой машине с радиостанцией. На взмыленной лошади из-за кустов, окутанных дымом, скачет связной из артполка. Спрашивает, где КП дивизии. Показывая ему направление, интересуемся:

- Что случилось?

Резко дергая повод лошади, связной выкрикнул:

- Огурцов нет! - и галопом поскакал на КП.

- Да-а, неважно складывается, - подумали мы, пригибаясь от проносившихся с воем мин.

Подъехал на Рыжке, как щепа, худущий, вечно торопливый политрук оперативного отдела.

- Братцы, нет ли чего проглотить, как волк, голодный, - заправляя льняные пряди волос под пилотку, заикаясь, обратился он.

Вытащил я из кармана кусок хлеба со шпигом, обсыпанный табачной пылью.

- Чем богаты, тем и рады. Сейчас не до обеда.

- И на том спасибо, - промолвил политрук, сдувая табак с хлеба и с жадностью откусывая.

Вскочил на коня и рысью понесся в полк...

Враг усиливает удары на земле и с воздуха. Спускающиеся сумерки озаряются заревом пожарищ. Горят деревни. Орудийный гул, стрекот пулеметов. С воем и свистом пролетают снаряды, с треском разрываются вокруг командного пункта. Крики, стоны раненых, горечь во рту от дыма. Противник теснит наши части.

Под вечер батальон связи получает приказ на отход. Молча покидаем позиции. По мере удаления березовая роща, затянутая туманом и дымом, кажется силуэтом причудливо разбитой скалы. Первой продвигается артиллерия, прикрывая наш отход. Небо заволакивает свинцовыми тучами. Дождь. На сердце камень - мы отступаем...

- Надо отходить, чтобы сохранить силы, - говорят нам. Наша колонна медленно двигается. Идем по деревне Космачево. На улице толпятся жители старые и малые. Они смотрят на нас хмуро и с тревогой. На краю деревни, на крыльце дома - старушка и молодая мать с грудным ребенком. Видя движение пехоты, артиллерии, машин от передовой в тыл, женщины вместе с плачущим ребенком заголосили, обращаясь к нам:

- На кого же нас покидаете?..

Тяжело слышать это. Мы чувствуем упрек, глядя на каждый дом, дерево, клочок земли. С горечью представляем, как завтра фашисты разорят веками стоявшее село, будут глумиться над людьми. Деревня осталась позади. Голоса плачущих старух и матери с ребенком звучат в наших ушах как плач Родины. Долго они не будут давать нам покоя, пока не вернемся, пока не освободим родную землю.

Поздний вечер. Впереди ярко горит подбитая автомашина. Враг ведет минометный огонь. Он обходит наши колонны по сторонам, выбрасывает автоматчиков, строит засады. Беспрерывно пускает осветительные ракеты, посылает трассирующие пули, снаряды и мины, не давая передышки.

Переходим речушку, шаркая сапогами и колесами обоза по ее каменистому дну. Преодолеваем обрывистый берег. Он будто не пускает нас, словно упрекает: Куда вы? Одумайтесь!

Напрягая все силы, толкаем машины по скользкой, мокрой глине. Дорога выводит нас к зарослям и укрывает от врага. Скрипят повозки, фыркают лошади, громыхают машины. Молча идут бойцы. Вместе с военными едут гражданские подводы, сопровождаемые пожилыми мужчинами, увозящими женщин с детьми подальше от врага. Враг приутих, готовясь нанести новый удар. Батальон пробирается по лесным дорогам, преодолевая завалы. Лошади спотыкаются и падают, машины с ревом буксуют. Пересохшее горло смачиваем глотками жижи, собираемой пригоршнями или пилотками в колеях дороги. Только под утро выбираемся из леса.

Перед нами просторное поле, появилось утреннее октябрьское солнце и обогревает промокших, измученных людей. От одежды, упряжи, промокшей в ночном пути от беспрестанного дождя, идет пар. Обоз с лошадьми и машинами свертывает влево на изгибающуюся дугой дорогу. Через деревню он спешит к другому массиву леса. Послышался гул. Всматриваемся в небо. Приближаются фашистские самолеты. Мы залегаем среди жнивья. Под гул моторов, завывание сирен сыплются бомбы. Вздымаются фонтаны земли, столбы смрадного черного дыма. Осколки металла разлетаются по сторонам. Поле покрывается воронками. Бойцы плотней прижимаются к земле. Снова вскакиваем и бежим, лишь бы укрыться от нападения с воздуха. Скрываемся в кустах оврага, в воде с осокой, в тени ската.

Гул моторов усиливается. Крылья с черно-белыми крестами зловеще проносятся над нами. Самолеты один за другим совершают все новые и новые заходы, пикируют, строчат из пулеметов по мечущимся людям.

Закрываем глаза, чтобы не видеть происходящее, затыкаем уши, чтобы ничего не слышать. Прикрытые телами матерей дрожат от испуга дети. Взывают к помощи раненые. Рядом с живыми, распластавшись, лежат мертвые. По полю красным комочком в накинутом одеяльце передвигается малыш. Он пробирается от одной женщины к другой, с плачем разыскивая свою мать. От выстрела стервятника комочек подскочил и скрылся под смятым одеяльцем... Как назло, за все время отхода мы не видим ни одного ястребка. Куда они запропастились? - слышалось вокруг.