Реджинальд Пэйджет - Фельдмаршал Манштейн. Военные кампании и суд над ним. 1939—1945

Вопрос: И как протекало сражение?

Ответ: Я находился на телефонной связи сначала с Гейделем, а позднее с Мюллером, и они мне сообщили, что в Евпатории идут тяжелые бои. Было ясно, что помимо русских войск в уличных боях участвует не менее 1000 партизан. Помню, что мне доложили о нескольких сотнях коммунистов, укрывшихся в большом здании. Кажется, это была гостиница, и там они закрепились. Я приказал полковнику Мюллеру не подставлять своих людей под пули, чтобы избежать ненужных потерь при штурме здания, а сровнять его с землей, расстреляв прямой наводкой огнем тяжелых орудий. Однако и это не смогло сломить сопротивление коммунистов, и в конечном итоге пришлось использовать подразделения саперов. В дальнейшем мне доложили, что, когда началось восстание, горожане перебили немецких раненых, а командир подразделения разведки, полковник Боддиен, один из лучших наших офицеров, был убит выстрелом в спину.

Вопрос: Фельдмаршал, поручали ли вы майору Ризену применить репрессии?

Ответ: Я не отдавал майору Ризену никаких приказов по поводу репрессий. Насколько я помню, я вообще не отдавал ему приказов и даже не встречался с ним по этому поводу, потому что он находился в Симферополе, а я в Сарабузе. [94]

Вопрос: А кому вы тогда звонили?

Ответ: Очевидно, майору Ранку, его начальнику, которому высказал свое мнение. Я сказал ему: «Что за чертовщина творится, когда в городе, оккупированном нами уже два месяца, вдруг появляется 1000 коммунистов, да еще и вооруженных?» Вполне возможно, что я также велел ему отправить в Евпаторию офицера контрразведки, который явно все проспал, дабы выявить все связи коммунистической организации. Но я никогда не велел бы штабному офицеру, занятому бумажной работой, применять репрессивные меры. Совершенно очевидно, что я мог приказать это командиру на месте, то есть полковнику Мюллеру, но только не человеку из канцелярии.

Вопрос: Какой еще возможностью вам пришлось бы воспользоваться для принятия репрессивных мер?

Ответ: Я никогда не отправил бы своего офицера штаба с устным приказом полковнику Мюллеру. Допустим, если бы я хотел отдать подобный приказ, то позвонил бы Мюллеру и лично приказал ему или написал бы приказ и отправил ему с курьером; но я никогда не отдавал устных приказов через подчиненного офицера. Более того, если бы я захотел принять репрессивные меры против Евпатории, то не стал бы посылать туда пехоту; значительно проще было бы использовать бомбардировщики с аэродрома рядом с моим штабом, которые вылетали по два или три раза в день. И если бы я рассматривал применение репрессий, то поступил бы именно так.

Вопрос: Какие доклады вы получили по результатам восстания?

Ответ: Полученные мной доклады включены в подписанный мной рапорт в группу армий.

Доктор Латернер: Могу я указать суду, что сейчас я ссылаюсь на вещественное доказательство 343?

Свидетель: Мне доложили, что восстание подавлено, также меня проинформировали о потерях, наших и противника. Было убито 600 русских солдат, 200 взято в плен, и убито 1300 партизан. Сколько из этих вооруженных партизан убито в бою, а сколько было схвачено и расстреляно потом, мне не докладывали. На тот момент это не имело существенной разницы; наше положение было слишком серьезным, чтобы углубляться в подобные детали. Как бы там ни было, если всего в Евпатории убито 1300 партизан, то, по-моему, совершенно невозможно, чтобы впоследствии казнили 1184. Потери партизан в уличных боях должны были оказаться значительно более тяжелыми.

Вопрос: Фельдмаршал, что касается Евпатории – слышали ли вы что-нибудь о репрессивных операциях?

Ответ: Нет. О расстрелах, которые, как полагают, проводил майор Ризен, мне вообще не докладывали. Только о том, что в боях в Евпатории убито 1300 партизан.

Вопрос: Не случалось ли позднее подобного инцидента где-нибудь еще?

Ответ: Если бы я думал вообще о репрессивных мерах, то у меня имелось больше причин для репрессий десятью днями позже, в Феодосии. Город мы вернули, кажется, 16 января. [95]Во время русского десанта в боях принимали участие и гражданские; в Феодосии были убиты раненые, и гражданские принимали в этом участие. Я сам видел фотографии раненых немцев в бинтах, которых русские оттащили к морю и облили ледяной водой, так что раненые замерзли насмерть. И если репрессии против гражданского населения были бы оправданы, то Феодосия как раз такой случай. Но даже тогда я не отдавал приказа о проведении репрессий.

Вопрос: Проводилось ли расследование по этому случаю в Евпатории, и если да, то что оно обнаружило?

Ответ: Я приказал провести расследование в Евпатории, но оно относилось не к расстрелам. Следствие касалось поведения оккупационных войск во время русского десанта. У меня сложилось впечатление, что комендант Евпатории выполнял свои обязанности не должным образом и не сделал все от него зависящее. В связи с этим я могу добавить кое-что о расстреле, но это никак не связано с гражданским населением. Во время высадки русских румынский артиллерийский полк бежал, бросив орудия и едва не сдав позиции. Я отправил в Евпаторию, к командиру того артиллерийского полка, румынского офицера связи, чтобы передать ему, что если он немедленно не вернется на позиции, то будет расстрелян. Вот единственное, что я говорил по поводу расстрелов в Евпатории; я помню это совершенно точно.

Мое личное мнение состоит в том, что немцы, видимо, отправили в лагерь для военнопленных всех схваченных во время уличных боев, независимо от того, принимали ли они участие в боях. И я думаю, что, возможно, операция по инфильтрации как раз и проводилась для отделения тех, кто действительно участвовал в восстании, от схваченных в неразберихе боев, поэтому не исключена вероятность того, что под расстрел попали и невиновные. С другой стороны, нет свидетельств того, что Манштейн знал – или имел причины подозревать, – что шаги, предпринятые для выявления действительных участников боев, могли оказаться неадекватными. Сам Манштейн, занятый в боях за Феодосию, всего лишь получил рапорт, что такое-то количество партизан, принимавших участие в боях, расстреляно. Рапорт, который он отправил в группу армий «Юг», содержал следующее: «1306 партизан, гражданских и солдат в штатском, принимавших участие в боях, расстреляно в соответствии с законами военного времени».

Совершенно ясно, что люди в Евпатории были расстреляны потому, что их считали теми, кто незаконно участвовал в боях. Их расстреляли не в результате репрессивных мер за противозаконные действия других, а за их собственные противозаконные действия.