Реджинальд Пэйджет - Фельдмаршал Манштейн. Военные кампании и суд над ним. 1939—1945

Таковы условия. Возможно, сами по себе эти действия целесообразны; хотя можно заметить, что многие из них инкриминируются фон Манштейну в качестве преступлений. Но тем не менее это действия, которые установлены и которые должны быть выполнены прежде, чем казнить заложников. Такие действия могут оказаться замечательными при условии, что у вас есть запас времени и достаточные людские резервы. Но если вы быстро продвигаетесь по стране, то все, что вы можете, – так это оставить в небольших и предположительно мирных поселениях коменданта и пару – или полдюжины – полицейских. Но если, сэр, вы возвращаетесь и находите, что комендант и полицейские убиты, что вы станете делать? Полагаю, вы возьмете нескольких заложников, и их количество будет в значительной степени зависеть от того, сколько еще комендантов и полицейских у вас находится в столь же опасном положении. И вы объявите: «Если настоящие преступники не сдадутся в течение 12 часов, эти люди будут расстреляны». Условия, при которых вы берете заложников, должны зависеть от существующих обстоятельств.

Продолжаю, сэр. Не думаю, что нужно зачитывать следующий параграф, однако заключительный гласит следующее: «Для узаконенного взятия заложников на основании обычного права является существенным объявление имен и адресов взятых заложников, уведомление населения, что при повторении установленных актов военной измены заложники будут расстреляны. Количество расстрелянных заложников не должно превышать, с учетом тяжести преступления, числа, достаточного для острастки населения. И если вышеуказанные требования не соблюдены, расстрел заложников противоречит международному праву и является военным преступлением».

И далее, сэр, вопрос, были ли выполнены эти фундаментальные требования, становится темой разбирательства военно-полевого суда. «Командующий не имеет права произвольно определять подобные факты. Приказ командующего на казнь заложников должен опираться на расследование компетентного военно-полевого суда касательно существования необходимых условий и выполнения всех предварительных шагов для правомерной отдачи приказа». Сэр, в какую статью Закона об армии или Процессуальных норм и положений вы поместите рассмотрение абстрактного вопроса военно-полевым судом? Кто в нем ответчик? Разумеется, не заложник, потому что никто не признается в своей неправоте. Кто прокурор? Сэр, это полнейшая чушь! Сэр, мне трудно сдерживаться, говоря о подобных вещах. Наши предки столетиями вырабатывали законы и обычаи войны; и эти законы работали именно потому, что ограничивались случаями, серьезно не затруднявшими ведение войны. Именно потому, что ограничивались масштабом военных действий и случаями, которые не являлись существенными для выживания. Они в значительной мере предотвратили ненужные страдания и жестокости; именно потому, что нашим государственным деятелям хватило здравого смысла осознать, что война политический, а не правовой акт и что война может быть ограничена законом только в том случае, если сам закон ограничен тем, что серьезно не препятствует ведению войны. Создание правил, которые ни один генерал не в состоянии выполнить на практике, если только он намерен уцелеть, разрушает закон. Каждый генерал неизбежно превращается в преступника, и можно быть уверенным, что он будет поступать именно так; его единственная защита – это победа. Сэр, неуместность установления обязательных для держав правил, когда сами державы намеренно отказались от их определения, можно оправдать только невежеством в международном и европейском праве, от которого и произошло международное. Но, сэр, как сказал Гете: «Нет ничего хуже деятельного невежества». И как бы там ни было, сэр, по моему мнению, правила эти не подкреплены никакими полномочиями».

Военный прокурор, подводя итоги, заявил суду, что казнь заложников или репрессии по отношению к пленным при любых обстоятельствах являются противозаконными. Это отрицало как решения суда по делу Листа, так и «Наставления по военно-судебному производству», которым до сих пор руководствуется наша армия. Невероятный пример одного правосудия для себя и другого для противника.

Обвинения по военнопленным – в том, что касалось Крыма, – поделили на три части. Всех военнопленных, умерших в плену, включили в основное обвинение и приписали недосмотру фон Манштейна в части гуманного отношения к пленным. Дополнительно включили ряд военнопленных, утверждая, что их передали СД для казни. Все, что касалось содержания военнопленных, отходило в ведение ОКВ, Верховного главнокомандования вермахта. Основные приказы, определявшие обращение с пленными, исходили от ОКВ и были изданы еще до начала Русской кампании. Приказы не соблюдали требования, установленные в Гааге или в Женеве. В 1928 г. русские отказались присоединиться к Гаагской конвенции и явно не считали себя связанными Гаагской конвенцией 1907 г. Таким образом, немцы не рассматривали обе эти конвенции в качестве обязательных, и их политика обращения с военнопленными была откровенно нацелена на извлечение из них максимально возможной пользы. Сюда входили поддержание нормального состояния здоровья и достаточное питание. Командуя 56-м моторизованным корпусом, Манштейн не имел никакого отношения к содержанию военнопленных. А когда он принял командование 11-й армией, система содержания военнопленных уже была введена в действие и работала заведенным порядком.

Военнопленные попадали в распоряжение тылового командования, которое докладывало в ОКВ через группу армий «Юг». Группа армий «Юг» также отсылала в тыл приказы. Таким образом, Манштейн не занимался общими вопросами системы содержания военнопленных. Однако в Крыму ему пришлось иметь с ней дело по вопросам снабжения. Численность его армии колебалась от 350 до 200 тысяч человек. Армия эта снабжалась на конной тяге; использовалось 90 тысяч лошадей. Это притом, что в плен фон Манштейн взял около 420 тысяч. Он зависел от снабжения по единственной железной дороге. Мосты через Днепр были уничтожены, и все грузы приходилось переправлять через реку на санях. Немецкий подвижной состав не действовал из-за условий русской зимы и нападений партизан. Из 120 армейских грузовиков зимой на ходу оставалось только пять. При отступлении из Крыма русские использовали тактику выжженной земли, хотя там и в мирное время ощущался дефицит продовольствия.

Думаю, следует честно признать, что из-за нехватки припасов в приоритетах на первом месте стояли войска фон Манштейна, на втором гражданское население и на третьем военнопленные – за исключением тех, кто был занят работами для военных нужд и получал тот же рацион, что и солдаты, – а также раненые русские пленные, которых в лазаретах кормили так же, как и немецких. Что касается остальных пленных, ожидавших эвакуации при первой возможности, то их содержали на фактически рассчитанном лишь на выживание рационе. Количество калорий в нем было снижено до 1287 в день. В Германии в 1945 г. рацион, который мы могли позволить своим пленным, в основном гестаповцам, составлял 1176. Так что крымский рацион оказался практически адекватным для поддержания жизни, что подтверждает крайне низкая смертность среди военнопленных фон Манштейна, около 2 %.