Александр Житинский - Дневник maccolita. Онлайн-дневники 2001–2012 гг.

В Лито им. Стерна, созданном после конкурса «Арт-Тенета 1997», приглашено было сразу много народу, потом я активно приглашал еще и наблюдал, как образуются симпатии и антипатии, как вываривается основа сообщества, образуются свои звезды и лидеры.

Встреча в Лахте в 1999 году, куда съехались человек 25–30, окончательно закрепила старичков в их статусе.

После этого новичку стало очень трудно прописаться в ЛИТО, хотя единичные случаи бывали.

ЛИТО фактически уже не существует, а старички остались, поддерживают связь, приезжают в ЛЛЛ, переписываются. И никаких новичков сюда уже не добавится, инструмент сломан.

Но вот живой инструмент ЖЖ и образующееся в нем сообщество.

Формируя состав тусовки нынешнего ЛЛЛ-ЖЖ (предельно демократической, приглашены ВСЕ), я еще раз заметил деление на старичков и новичков, увидел и звезд, и лидеров, и тех, кому трудно вписаться в этот процесс, но хочется.

Давайте им в этом поможем. Им нелегко.

Информация для участников нынешнего сбора.

Лито им. Стерна было создано весной 1998 года после окончания знаменитого конкурса «Арт-Тенета-97», от которого принято считать настоящую историю русского литературного Интернета.

В Лито были приглашены лауреаты конкурса, почти все откликнулись на это приглашение, в дальнейшем я как руководитель приглашал в Лито приглянувшегося мне по текстам сетевого литератора. Численность доходила до 60–70 человек, представительство – до 15 стран мира.

Естественно, процесс был очень живой и динамичный. Кто-то приходил, кто-то уходил, конфликты возникали, но не часто, обсуждения происходили в режиме нон-стоп.

В разное время Лито посещали известные ныне сетевые литераторы и деятели: Рома Лейбов (очень недолго), Линор Горалик, Алексрома, Баян Ширянов и др.

Летом 1999 года состоялся первый ЛЛЛ в Лахте под Питером. Он длился неделю, там окончательно сложилась основа Лито – те, кто и сегодня поддерживают тесные дружеские отношения, хотя Лито как литературное сообщество сейчас не функционирует.

Там был приглашен в Питер Горчев, а через полтора месяца уже переехал и стал работать в Геликоне.

Там много чего было интересного, для этого достаточно поднять архивы Курилки Лито (если они еще висят).

Съехалось тогда человек 25.

М. Бару, А. Житинский, Д. Быков. Лахта, 1999 г.

Лахта, 1999 г.

Тогда же состоялось подведение итогов конкурса Арт-Лито (после 1997 года конкурсы Лито и Тенета разделились)

К ЛЛЛ были выпущены первые книжки принт-он-деманд: Родионова, Горалик, Горчев и др.

Встречи с писателями тоже имели место.

В 2000 году ЛЛЛ состоялся в Репине, в Доме кинематографистов.

Народу было примерно столько же, продолжительность – снова неделя.

В 2001 году ЛЛЛ проходил в Комарове и представлял собою довольно печальное зрелище чисто мужской тусовки из 12 примерно человек, которые мрачно потребляли алкоголь.

И вот сегодня Лито выходит на встречу с массовым читателем.:)

Сейчас сообщили, что вчера попал под машину, а сегодня умер в больнице писатель Михаил Чулаки.

Это не некролог и не посмертный очерк.

Я просто попытаюсь рассказать о человеке, который был, вероятно, полной мне противоположностью и при этом вызывал мою симпатию и уважение. Весь день о нем думал.

Простите, что тут будет и о себе тоже. Как я уже говорил, мы одногодки, мы знакомы с 1971 примерно года, когда нам было по тридцать, и мы проходили свои пути параллельно.

Поневоле начинаешь сравнивать.

Итак, Миша не пил и не курил. Отношения его с женщинами были загадочны. Скорее всего, их просто практически не было. Впрочем, я знаю об одном его увлечении, героиня (та же Ира З.) мне сама о нем рассказала. Чулаки был влюблен в нее и даже предлагал руку и сердце, но был отвергнут.

История, как Миша познакомил меня с Ириной, вряд ли годится для посмертных мемуаров, но из песни слов не выкидывают. Что было, то было.

Году в 1973-м Чулаки сказал мне, что его знакомая, молодая поэтесса Ирина З., хотела бы прочитать мою «Лестницу», о которой Миша же ей и рассказал. Я принес ему рукопись, а через некоторое время, зимой, случилось так, что мы оказались в кафе Дома писателей за одним столом с Мишей, Ирой и довольно большой компанией. Наверное, это было после очередного заседания нашего ЛИТО, и мы, как всегда, пили вино.

Ира была прекрасна, я видел ее впервые, ее ноготки сверкали перламутровыми блестками. Почему-то я их запомнил. Она говорила мне комплименты, и я понимал, каково это для Чулаки, который не был поклонником этой вещи, как и всех остальных моих вещей.

Поклонником не был, но Ире рассказал и рукопись передал.

Вот в этом он был безукоризнен. Всегда.

Потихоньку мы вошли в то состояние, когда тянет на подвиги и совсем не хочется расставаться. И тут я предложил всем ехать в Комарово (sic!), где я в зимний период пользовался дачей моего приятеля Левы Б., а летом он жил там с семьей, снимая от Дачного треста.

Иногда я закатывался туда с пиш. машинкой на несколько дней, растапливал печь и сочинял что-нибудь, попивая портвейн.

Компания приняла мое предложение с восторгом, включая Ирину. Чулаки молчал. Я тут же купил вина, и мы дружной гурьбой двинулись к выходу. А Финляндский вокзал рядом – через Литейный мост.

Однако силы наши стали таять по мере приближения к мосту и вышло так, что на мост мы вступили в полном молчании втроем – Миша, Ирина и я. Никто не хотел уступать.

Было уже к полуночи. Последняя электричка.

Мы дошли до вокзала, купили билеты, понимая, что игра заходит слишком далеко. И тем не менее мы вышли на перрон и подошли к поезду.

И только тут Чулаки совершенно холодно и бесстрастно произнес:

– Ну, всего хорошего, господа! Желаю удачи.

Повернулся и пошел назад.

А мы с Ириной поехали в Комарово.

Я не знаю, чего ему это стоило.

Об этой ночи я распространяться не буду. Она состояла в основном в том, что мы, утопая в сугробах, воровали дрова с соседских участков и пытались прогреть промерзший дом.

Романа у нас с Ириной не возникло, скорее это можно было назвать расширенным знакомством, но друзьями мы остались на всю жизнь.

Тем не менее я не стал Мишиным врагом. Мы никогда в дальнейшем не вспоминали об этом случае, хотя оба помнили.

Мне всегда было совестно перед ним за свою аморальность. Он был немым укором, но укором благородным. Он не прощал, но и не возмущался.

Примерно в те же годы произошел еще один случай, который запомнился.