Александр Житинский - Дневник maccolita. Онлайн-дневники 2001–2012 гг.

И совершенно не ошиблись.

Зал был полон (не тот, большой, конечно, а где-то на третьем этаже, мест на 200), нас с тезкой разместили на сцене за небольшим столиком, и мы начали общение с народом. Поначалу каждый рассказал о себе, а потом мы отвечали на вопросы. Их задавали то Сокурову, то мне, в то время рейтинги нашей питерской популярности не очень отличались.

И тут выяснилось, что невозможно установить общую атмосферу встречи, когда выступают два таких разных человека. Я обычно, выступая перед читателями, все же пытаюсь их немного развеселить. Иногда это даже получается. Но Сокуров был предельно серьезен, я бы сказал даже – мрачно-серьезен, поэтому мои шуточки выглядели чрезвычайно неуместно, будто вдруг клоуна выпустили на сцену в шекспировской трагедии. Я это сам почувствовал, и мне стало как-то жутко неудобно. Но рассказывать о своих книгах в сокуровском ключе чрезвычайной серьезности и всечеловеческого трагизма я просто не умею. Да и не выдерживают они испытания трагизмом.

Поэтому я мучался, а Сокуров, по-моему, нет. Он был углублен в себя.

И только когда в последней записке кто-то из слушателей задал вопрос: «А не хотели бы вы поработать вместе как сценарист и режиссер?» – я от души рассмеялся, представив себе эту картину. А. Н. и тут остался серьезен и сказал почему бы нет типа. Но это просто была дань вежливости.

Потом показали два документальных фильма Сокурова, которые мне понравились больше «Скорбного бесчуствия», а уже после вечера мы прошлись с ним по Каменноостровскому проспекту, нам было по пути, и, помнится, поговорили вполне по-человечески. Во всяком случае, маска трагика сошла с сокуровского лица, и он предстал более живым и простым.

Больше мы с ним не встречались. Фильмы его я совершенно не понимаю.

Лишние эпитеты (а эпитеты почти всегда – лишние) надо не просто выбрасывать, а скручивать жгутиком и ввинчивать в жопу эпитетолюба на манер иголочки с зубчиками, что вводят в зубной канал для извлечения нерва, а потом тянуть, чтобы любитель изящного стиля ощутил всю полноту впечатления от перегруженного эпитетами текста.

Короче, я туда пошел. Точнее, поехал с женой на машине, чтобы снять проблему с выпивкой.

Я подрулил к подворотне напротив Мариинского дворца. Рядом стояла толпа жж-юзеров. Знакомых лиц не было. На всякий случай я приветствовал их:

– Здравствуйте, товарищи!

– Здра-жла-тварищ-генерал! – бодро отвечали они, взяв под козырек.

Пока все развивалось нормально. Ветеран революции приехал в гости к пионэрам.

Старый генерал приветствует новобранцев.

Все модели годились.

На входе всех обыскивал милиционер. Это мне резко не понравилось. Будто мы в каком-то Израиле, понимаешь.

– Расстегните куртку! – грубо скомандовал он.

Был бы на мне пояс шахида, я бы взорвал, ей-богу. Мент ощупал меня миноискателем и пропустил. Жену заставили открыть сумочку. Наркотиков и презервативов не обнаружили.

Этажом выше мне скомандовали:

– Раздевайтесь!

А куртка у меня совсем не типа уличной, а типа пиджака. Я поэтому огрызнулся:

– Это пиджак! – и прошел вверх.

Спустили собак, лай, вой, сирены. Убежал.

На самом верхнем этаже, в коридоре, в полу два застекленных окна. Сквозь них видны люди, стоящие у подъезда клуба. То есть метрах в пятнадцати внизу. Стекло, вероятно, прочное, но проверять его прочность своим весом я не стал.

Клуб «Порт» оформлен деталями затонувших кораблей. Их достали со дна моря, вычистили, покрасили и сделали из них столы, стойки, перегородки и разную непонятную фигню. В барах продают только выпивку, пожрать нечего. Зал со сценой совершенно пуст, этакое полутемное постсоветское пространство, где вскоре стали колбаситься жж-юзеры.

Народу было больше, чем я мог предположить, а знакомых лиц – меньше. Встретился Мирза, с которым мы сразу выпили текилы, поскольку я был за рулем.

Вскоре народ просочился в зал, впрочем, не заполнив его и на четверть, на сцене возникла группа и…

Последний раз я такой звук слышал в рок-клубе на Рубинштейна двадцать лет назад. То есть очень громко и при этом – совершеннейшая каша. Ни одного слова не разобрать. Что к лучшему, если вдуматься.

Но этим были сразу и навсегда пресечены все попытки общения.

Конечно, можно было найти небольшое помещение за баром, уставленном железками. Там было чуть потише. Но все железки были прочно заняты, народ там выпивал уже серьезно и вдумчиво.

Я взял пива, поскольку был все за тем же рулем, и стоял с бокалом в руках посреди зала. Иногда ко мне подходил кто-нибудь, тыкал в меня пальцем и орал на ухо:

– Массолит?

– Ага! – орал я.

И мы, довольные друг другом, расставались.

Тут прибежала красотка Вейманн в кожаном платье и продала меня телевидению, которому я быстро и ловко дал интервью в отдаленном коридоре. Похоже, это становится моей профессией – давать интервью про ЖЖ.

Кое-как удалось переждать первые две чумовые группы. Деловито бегали туда-сюда обалденные девушки, обитательницы чужих френд-лент. Ни на одной не было написано ника, что мешало познакомиться. Я был в полном игноре. Тогда я поднял над головой плакат с номером своей аськи, который у меня похож на номер телефона – 319–21–68, – но никто так ко мне и не постучал.

И я пошел наверх, к жене, к Мирзе, к пиву…

Губина я знаю давно, с тех пор, как он приехал в Питер из Иванова и действительно какой-то период ночевал в «Авроре» на диване в кабинете главного редактора. Поскольку в соседней комнате я раза три в неделю ваял свои «Записки рок-дилетанта», получал со всей страны кассеты и бобины, то немудрено, что мы были в курсе дел друг друга.

Потом он как-то вошел в нашу банную компанию, о которой я уже рассказывал, и был там самым младшим. Мы над ним частенько издевались, и не всегда безобидно, поскольку Димочка, как многие self-made-man'ы из провинции, как-то очень уж стремился в верхи, коллекционируя важные знакомства и связи, потом появились деньги, он всегда был в курсе валютных изменений, престижность его чрезвычайно волновала, и мы над этим иронизировали.

Он огрызался, но в общем это можно было счесть дружеской пикировкой.

Звали мы его Губини.

Где-то лет шесть-семь назад, когда я был неофитом Интернета, Губин, делавший в то время на радио какую-то передачу, пригласил меня в эфир, чтобы «поговорить об Интернете». Я согласился. Однако за день до передачи он позвонил и попросил меня подготовить ответ на один вопрос, который и задал.

Я спросил: а почему один?

– Ну я вам задам его, и вы быстро ответите. У вас всего десять секунд будет, – объяснил Губини.