Александр Александров - Пушкин. Частная жизнь. 1811—1820

Вперед выступило первое дитя, очаровательный кудрявый мальчик.

— Сегодня большой праздник для нас, милые товарищи! — обратился он к своим друзьям по играм и танцам. — Сегодня возвратятся наши милые родители!

Дети бросились в объятья друг другу, сходясь и расходясь в танце.

— Какая радость!

— Сегодня возвратятся они, наши добрые, милые родители!

— Наши папы!

— Из далекой страны!

— Победителями!

— Победителями!

— Победителями!

Дети восклицали, исполняя свой радостный танец.

— Мое сердце бьется от радости, — продолжало первое дитя. — Бедная маменька и сестрицы ожидали батюшку с таким нетерпением! Они боялись, чтоб злые солдаты не убили его в сражении. Теперь нечего уж бояться!

— Полно вам болтать, милые друзья! — подбежал к ним ребенок с вязью цветов. — Собирайте лучше цветы в корзинки; украшайте ими жертвенник в честь победителей. Может быть, они увидят его и полюбуются нашими трудами. Кроме цветов и сердец наших, мы ничего не имеем — и те приносим к жертвеннику с радостью!

— Давайте собирать цветы! — радостно отозвались остальные дети и снова запели:

Лицеисты расположились отдельной группой, наблюдая за представлением. Пушкин, смотря более на публику, чем на спектакль, неожиданно высмотрел, что неподалеку в толпе, под присмотром строгой дамы и под охраной дюжих слуг в ливреях, находились крепостные актрисы графа Толстого, которых тоже привезли на празднество. Сердце его зашлось от радости, когда он увидел среди них давно вожделенную Наталью, приму графской театральной труппы, в круглой шляпке с широкими атласными лентами.

Сначала он не был уверен, но, найдя нужное положение, поймал момент, когда она чуть повернула голову. Нет, этот профиль, эту шею он никогда и ни с кем не смог бы спутать. Нежная кожа ее щек, казалось, светилась на солнце.

Он не знал, что подбой на ее шляпке нежного розового цвета гортензии был всего лишь искусной уловкой модистки придать больше прелести цвету лица той особы, которая наденет шляпку. Сама же шляпка была яркого розового цвета, оттенка, называемого цветом иудейского дерева. Дамы на лужайке вообще соревновались в тот день друг с другом цветами и оттенками розового, ведь ожидался бал в Розовом павильоне и многие были приглашены; тут были и знаменитые «ляжки испуганной нимфы», и levres d'amour, уста любви, и «парнасская роза», оттенка розового с отливом на фиолетовый, и розовый цвет бедных детей принца Эдуарда VII, казненных когда-то и зарытых под лестницей в замке и найденных только теперь, двести лет спустя после трагедии, и десятки других розовых оттенков без исторического привкуса, вообще пока не имевших названия; очень много платьев было сшито из материи цвета «Помпадур», который был чрезвычайно моден в тот сезон.

Итак, головка в шляпке цвета иудейского дерева, сама смахивающая на иудейку, только с точеным маленьким носиком, повернулась, и он смог ее узнать наверное.

— Она! — вырвалось у Пушкина, и барон Дельвиг, стоявший рядом с ним, близоруко щурясь, стал всматриваться в толпу:

— Кто? Где, Саш?

— Наталья, Тося!

— Какая? Горничная Волконской?

— Да нет же. Актриса. В розовой шляпке. — Он схватил Тосю за руку и крепко сжал ее. — Я сейчас! Вот случай! Я мигом!

И он исчез.

А дети на поле плясали и пели:

Первый ребенок запевал звонким хрустальным голосом:

А хор подхватывал:

— Чу! Знать, кто-то идет? Не он ли? — вдруг встрепенулись несколько детей сразу. — Где? Где ангел? Где? — подхватили другие.

Сколько ни всматривался барон Дельвиг в волнующуюся толпу, он не увидел больше Пушкина, который в ней растворился.

А Пушкин вынырнул из толпы прямо за спиной Натальи, встал рядом и, не теряя даром времени, зашептал ей в спину жаркие, обманные, но такие искренние слова:

— Сударыня, умоляю, только не оборачивайтесь, чтобы не помешали нам ваши церберы. Я, сударыня, ваш давнишний поклонник, еще по прошлому сезону у графа…

Девушка, однако, не выдержала и с любопытством поворотилась к нему. Глаза ее черные округлились от удивления, что перед ней стоит не муж, а мальчишка, с едва пробивавшимися усами, кудрявый, с живыми глазами, блестевшими от восторга преклонения. Еще с большим удивлением она обнаружила, что он значительно меньше ее ростом и ей приходится смотреть на него сверху вниз. Но Наташа, видимо, обладала природным тактом и посему ничем удивления своего не выдала, не позволила себе даже усмехнуться, а слушала его внимательно и серьезно.

— Я желал бы вас видеть каждый день, но, к сожалению, судьба не дает нам этой возможности. До поры до времени мы вынуждены вести совершенно монашеский образ жизни. Но на первом же спектакле, я клянусь, сударыня, что проникну к вам за кулисы, тогда, я думаю…

— Т-с-с! — приложила она пальчик к губам, и Пушкину захотелось схватить ее руку и расцеловать этот маленький пальчик. — Погодите…

Они замолчали, и стало слышно, как в толпе переговариваются. Молодой гусар говорил хорошенькой девице, рядом с которой стояла ее мамаша и еще пара тетушек:

— Я вам скажу чистосердечно, я был в Париже, но таких прекрасных женщин, как у нас, там нет!

— И не может быть, — сказала мать девицы по-русски. — Ненавижу их род, всю эту бесхарактерную французскую науку: сам ласкает, а за пазухой змея сидит. Всякий русский должен благодарить Бога, что он родился не французом, всякий русский мужик лучше и почтеннее французского министра: совесть его по крайней мере чиста перед Богом и Отечеством. А эти уроды рода христианского! Черти!

— Маменька, я прошу вас. Верно, и во французах есть что-нибудь хорошее.

— Во французах? — искренне изумилась маменька. И задохнулась от возмущения.

Юноши и девушки, заступившие место детей, за разными занятиями, которые они изображали в пантомиме, слаженно пели:

Вперед выступил первый юноша и продекламировал: