Наталия Будур - Нансен. Человек и миф

Одними из ближайших друзей и соседей было семейство Вереншёльдов. Эрик Вереншёльд не только много раз рисовал Нансена, Лив и Еву, но и всячески поощрял Фритьофа заниматься живописью. Многие книги полярного исследователя проиллюстрированы им самим. Все его работы отличает строгая выверенность композиции и тщательность проработки деталей. К сожалению, он никогда не писал картин маслом, но в 1900 году подумывал о декорировании каминного зала росписями с китами и другими «полярными» животными, но так и не претворил в жизнь свою задумку. За него это сделал тот же Вереншёльд. Зато для обоих своих домов — Готхоба и Пульхёгды — Нансен самолично делал эскизы мебели.

В 1897 году Фритьоф докупил большой участок земли семейного поместья Форнебю и решил строить новый дом: Готхоб был замечательным пристанищем для Нансенов, но семья «прирастала» детьми, а главе семейства требовалось место для научных занятий, написания книг и приёма прибывавших со всего света гостей и посетителей.

Фритьоф сам сделал план дома, а затем пригласил на консультации Яльмара Вельхавена. Он желал выстроить свой новый дом уже не в викингском «стиле драконов», а в стиле норвежской крепости из камня. Образцом во многом послужил особняк друга в Манчестере. Английское влияние очевидно в большом холле с двухэтажной лестницей, открытой галереей и камином.

Общеизвестно, что далеко не последнюю роль в выборе стиля дома играют психологические факторы. Психологически необходимое для нормальной жизнедеятельности ощущение надёжности жилища подразумевает не только создание некоторой замкнутости архитектурной структуры последнего, но и обеспечение правдивого отражения во внешнем облике жилого дома закономерностей построения его внутреннего пространства. Нансен явно стремился построить дом-крепость и в письме к Еве из Америки в 1989 году пишет, что мечтает о «большом, вместительном и величественном доме, в котором мы могли бы запереться и оставить за его стенами весь мир, известность и шумиху, о доме с широким крепостным рвом и подъёмными мостами, которые бы опускались только для тех гостей, которых мы сами хотим видеть».

Все подготовительные работы были выполнены к весне 1900 года, а в 1901 году семья уже переехала в новый дом.

Ева, которая в 1899 родила дочь Ирмелин, теперь ждала четвёртого ребёнка, а потому празднества по поводу новоселья пришлось отменить. В декабре 1901 года в семье появился сын Одд, а 4 апреля 1902 года торжественно отпраздновали вселение в дом. Тогда же крепости было дано название Пульхёгда — «Полярная высота».

Как мы уже говорили, Русское географическое общество ходатайствовало о награждении Нансена орденом Станислава I степени и само присудило ему Константиновскую золотую медаль. Награды было решено вручить ему в 1897 году, однако по ряду причин Нансен приехать в Петербург на Международный геологический конгресс не смог.

После возвращения домой из Америки и Англии он стал много времени проводить с женой, а потому они оба отправились в Россию в апреле 1898 года.

В России их очень ждали, во многих газетах и журналах были заранее опубликованы статьи и материалы о Нансене. Одна из интересных заметок вышла в «Ниве». Поскольку материал после 1898 года не публиковался, мы приводим его здесь в полном варианте:

В середине апреля приезжает в Петербург знаменитый исследователь полярных стран Фритиоф Нансен с супругой. Ф. Нансен является к нам в Россию в качестве гостя Императорского географического общества, как известно, присудившего уже ему высшую награду — большую золотую медаль, но, кроме того, пригласившее его в Петербург для специального чествования.

Географическое общество, нанявшее для Нансена помещение в одной из лучших гостиниц, намеревается устроить чествование его 15-го апреля в зале Дворянского собрания и затем дать в честь его обед по подписке; кроме того, шведско-норвежский посол барон Рейтершёльд решил также дать торжественный обед в честь своего знаменитого соотечественника. О выдающейся личности и заслугах Нансена было уже много говорено на страницах „Нивы“ как во время его экспедиции к Северному полюсу, так и по возвращении из неё. Мы во всех подробностях следили за его деятельностью, представляющей целый ряд громких подвигов, и поэтому позволим себе в дополнение к помещаемым здесь портретам Фритиофа Нансена и его жены, Евы Нансен, привести лишь несколько характерных черт из семейной и домашней жизни Нансена на основании известного сочинения В. Броггера и Н. Рольфсена „Фритиоф Нансен“, вышедшего в 1896 г. в русском переводе А. и П. Ганзен.

О Еве Нансен весь мир знает только, что она стоически перенесла трёхлетнюю разлуку с мужем, ни на минуту не отчаиваясь в его судьбе и фанатически веря в его идею. Этот героизм объясняется не только горячею любовью Евы Нансен к своему мужу, но и не менее горячей верой в его силы, выносливость, энергию — три свойства, которые оба они возвели в своего рода культ. Всё в их жизни оригинально, своеобразно — начиная с первой их встречи и кончая их последней встречей после экспедиции, увенчавшей имя Нансена неувядаемой славой, осветившей своими лучами и выдающуюся фигуру его жены-сподвижницы во всех его трудах и начинаниях. Первая встреча их произошла в лесу Фрогне, когда ещё и помину не было ни о совершённом Нансеном переходе через Гренландию, ни об экспедиции на Северный полюс. Молодой спортсмен заметил там однажды в снегу следы пары ног. Он поинтересовался узнать, кому принадлежат эти следы, приблизился и увидал на вершине сугроба напудренную инеем маленькую, но гордо закинутую назад головку. Головка эта принадлежала Еве Саре.

Постепенно они сблизились друг с другом, как родственные натуры. Оба они независимы, презрительно относятся к мелочам, им незнакомы вечные соображения и взвешивания обстоятельств обыденной жизни. И потому образ их жизни и поступки возбуждали постоянно раздражение, казались вызывающими. Нансен, по характерному определению Рольфсена, мужчина в истинном смысле этого слова. Для него весь смысл в труде, в подвиге. И, признаваясь в любви, он указывал на Северный полюс. С первой же минуты на их любовь как бы падает тень полярного мрака, в первой же их встрече брезжит страх пред разлукой. Воспитанная в любящей, богатой духовно семье, избалованная общей любовью и поклонением, Ева Нансен идёт за ним и без ропота разделяет его аскетические привычки, привыкает не мёрзнуть в „собачьей конуре“, в которой пол прямо настлан на земле и в которой за ночь вода замерзала в кувшине, ест смесь сыра и пеммикана (растёртого в порошок мяса, смешанного с жиром) для того, чтобы исследовать питательность её перед полярной экспедицией, или же, если не в силах её есть, голодает по целым суткам, сопровождая мужа в его небольших экскурсиях. В ночь на 12-е августа 1889 г., в страшную непогоду, в окно сводной сестры Нансена, с которой он был очень дружен, раздался вдруг сильный стук. Муж сестры вскочил с постели и приотворил окно. „Это ещё что такое?“ — гневно закричал он, стараясь разглядеть, кто за окном. Там виднелась высокая серая фигура, настоятельно требовавшая, чтоб её впустили в дом. Из окна посыпались бранные слова, но серая фигура всё-таки настаивала на своём: „Впусти!“