Леонид Млечин - Маркус Вольф

А утром 1 декабря Ханс Модров позвонил Маркусу Вольфу:

— Пропал Александр Шальк-Голодковски.

На следующий день правозащитники проникли на один из складов его фирмы в местечке Кафельсторф в Мекленбурге. Вместо обозначенных в бумагах «бытовых и потребительских товаров» на складе нашли 20 тысяч переделанных советских автоматов, которые Шальк не успел отправить покупателям…

Третьего декабря в здании ЦК обсуждался вопрос об отставке политбюро и созыве внеочередного съезда. Глава правительства Модров привел на это чрезвычайное совещание Маркуса Вольфа: «Мне хотелось иметь рядом человека из малопонятной для меня сферы безопасности, которому я лично доверял. Маркус Вольф казался мне нужным партнером — компетентным, свободным от разочарования, раздражения, цинизма и не потерявшим чувства реальности. От него я ожидал совета в трудной сфере госбезопасности, в опасных внутренних законах которой я плохо разбирался».

Партия разваливалась, СЕПГ впала в кому, политбюро ушло в отставку. Создали рабочий комитет по подготовке съезда, в который вошел Маркус Вольф.

Чрезвычайный съезд партии открылся 8 декабря в спортивном зале клуба «Динамо». Маркуса Вольфа тоже избрали делегатом. На сей раз обошлись без помпезных церемоний. В перерывах делегатов угощали сосисками и айнтопфом (густая мясная похлебка), лимонадом и кофе. Приехала советская делегация — член политбюро ЦК Александр Николаевич Яковлев, секретарь ЦК Фалин, Валентин Алексеевич Коптельцев, заведовавший сектором ГДР в международном отделе, Николай Сергеевич Португалов и посол Кочемасов.

Генсек Кренц был отвергнут делегатами, его политическая карьера завершилась в тот же день. СЕПГ переименовали в Партию демократического социализма. Ее неожиданно возглавил человек, никогда не работавший в аппарате, — Грегор Гизи, один из немногих оставшихся в Германии евреев. Грегор Гизи был адвокатом и защищал немногочисленных диссидентов. Невысокий, лысый, в очках, он был блистательным оратором. Выступал без бумажки, темпераментно, шутил. Расправляясь с оппонентами, не жалел сарказма. Делегаты съезда оценили его современный подход к политической борьбе.

— Христианство не погибло, хотя его именем вершилась инквизиция, — говорил Гизи. — Да, это правда, что именем социализма совершались преступления, но социалистическая идея слишком красива, чтобы погибнуть только из-за того, что ее извращали семьдесят лет.

Его отец Клаус был министром культуры ГДР, затем статс-секретарем по вопросам церкви, а перед уходом на пенсию руководил книжным издательством «Ауфбау». Клаус Гизи, как и его сын, не потерял веры в социалистические идеи:

— Конечно, мы не можем сказать, подобно Сталину, что всё, что служит делу социализма, нравственно. Но может быть, однажды будет сказано, что социализм ближе всего соответствует требованиям человеческой нравственности.

Воспринимал ли Гизи-старший провал социализма в ГДР как личное поражение?

— Нет, я так не думаю. Несмотря ни на что, моя жизнь имеет смысл. Этой веры я не позволю отнять у меня. От коммунистов в вере требуется значительно больше, чем от христиан. Ведь неверно было бы сказать, что в ГДР вообще ничего не создано. Немцы на востоке Германии не имеют ни малейшего сходства с теми проникнутыми фашистской идеологией людьми, которыми они в большинстве своем были в 1945 году.

Тридцатого декабря 1989 года Маркус Вольф доверил бумаге грустные размышления: «Неужели все усилия, предпринятые за последние полвека, были действительно напрасны? Почему ни в одной из наших стран не смогли утвердиться человеческие ценности свободы и справедливости, которые внутренне присущи социалистической идее, коммунизму?»

Ответ он уже, собственно, нашел: «Вся сталинистская система, ошибочно именуемая социализмом, оказалась нежизнеспособной и была отвергнута народами».

Доктора политических наук Гельмута Йозефа Михаэля Коля бундестаг избрал канцлером Федеративной Республики Германии 1 октября 1982 года. После того, как развалилась правившая коалиция социал-демократов и свободных демократов, и Гельмут Шмидт ушел в отставку.

Коль не принадлежал к числу тех, кому с юности пророчат великое будущее. Скорее его всю жизнь недооценивали. Многие политики были уверены, что Коль пришел к власти ненадолго. Они не сразу распознали упорство и характер Коля. Простоватые манеры канцлера, похожего на дубовый шкаф, обманчивы. Они мешали разглядеть стальную волю и умение выживать.

Гельмут Коль стал первым канцлером послевоенного поколения. В отличие от своих предшественников, он не служил в вермахте и не был в эмиграции, не голосовал за Гитлера и не выступал против нацизма. Ему было всего три года, когда Гитлер пришел к власти, и 15 лет, когда война закончилась. Колю принадлежат знаменитые слова — о «благе позднего рождения». Выступая в Иерусалиме, он сказал:

— Я не запятнал себя в период нацизма, ибо мне выпало благо позднего рождения.

Старший брат канцлера — Вильгельм Коль, служивший в десантных частях вермахта, погиб в 1944 году. А у Гельмута были трудное детство и юность. «Каждый из нас, — вспоминал позднее канцлер Коль, — должен был экономить буквально на всем, кое в чем себя ограничивать, а в чем-то себе и отказывать». Будущий глава правительства донашивал одежду за старшим братом, а его отец-чиновник ездил на службу на велосипеде и только в плохую погоду позволял себе потратиться на трамвай.

После войны Гельмут Коль работал на ферме — доил коров, кормил свиней, пахал. В то голодное время родители хотели, чтобы он стал крестьянином. Когда потом он учился в университете, подрабатывал каменотесом. Гельмут познакомился со своей будущей женой Ханнелоре сразу после войны, но поженились они только через 12 лет. Когда подруга спросила Ханнелоре, почему же она не выходит замуж за своего Гельмута, та откровенно ответила:

— Я выйду за него, как только он сможет купить мне стиральную машину.

В 16 лет Гельмут Коль уже занялся политикой, вступил в Христианско-демократический союз и быстро делал партийную и парламентскую карьеру. «Уже в 17 лет, — вспоминал он, — мне приходилось расклеивать предвыборные плакаты и вступать врукопашную с политическими противниками. Путь наверх я начал с самого низа. Даром мне ничего не давалось».

Коль был известен умением сколачивать крепкую команду, которая хранила верность своему лидеру. Он легко устанавливал дружеские, товарищеские отношения, но это не означало готовности потакать друзьям, делать им поблажки. Он всегда оставался в любой компании главным. И вел себя как хозяин, который вправе делать всё, что считает нужным. Когда Коль перебрался в Бонн, столицу ФРГ, чтобы возглавить блок оппозиционных партий, то оказался в трудном положении. Столичные жители с высокомерием приняли неотесанного, тщеславного и неуклюжего провинциала.