Леонид Млечин - Маркус Вольф

Конечно, тон задавали эсэсовцы. В Восточной Пруссии, в 50 километрах от Кёнигсберга (ныне Калининград), разъяренные и испуганные одновременно, они вывели три тысячи узников концлагеря Штутгоф на берег Балтийского моря и всех расстреляли.

Через неделю узников гнали уже по территории рейха. И в каждой деревне на дороге оставались трупы. Убивали узников местные жители. Тысячи, десятки тысяч немцев приняли участие в расправе над беззащитными людьми, которые не то что сопротивляться — бежать не могли! Если они пытались скрыться во время налетов авиации союзников, их вылавливали местные жители, передавали военным и полиции и тут же расстреливали.

Крестьяне с охотничьими ружьями соглашались подменить уставших охранников, а потом словно сходили с ума и устраивали охоту на узников, как на диких животных. Известны случаи, когда узников загоняли в барак и забрасывали гранатами.

Немцы участвовали в преступлениях не оттого, что им трудно жилось, и не в силу врожденной жестокости, а просто потому, что их приучили ненавидеть «чужих». Конечно, есть разница. Одно дело стоять в толпе и аплодировать Гитлеру, другое — самому стать частью машины уничтожения. Но если внушить себе, что перед тобой враг, а враг должен быть уничтожен, то в конце концов не имеет значения, с какой степенью жестокости исполняется указание. Ты делаешь неприятное, но нужное стране дело. Так, наверное, они себе говорили.

Через несколько дней пришли союзники. Похоронили убитых узников с военными почестями. Заставили местное население присутствовать на траурной церемонии. У всех было объяснение: «Нас заставили — партийные секретари или гестапо». В реальности они действовали по собственной инициативе.

В последние недели существования третьего рейха государственная машина рассыпалась. Власть перешла на самый низший уровень. Руководители местной администрации сами решали, что делать с узниками концлагерей, внезапно оказавшимися в их полной власти. И вот вопрос: почему гражданские люди, бургомистры городов и деревень, проявили такую жестокость, а множество самых обычных граждан приняло участие в убийствах?

Они ощущали себя не палачами, измывавшимися над беззащитными людьми, а солдатами на передовой, которые защищают арийскую расу. Даже когда им перестали приказывать убивать и мучить! Когда уже некому стало приказывать! Они продолжали исполнять свою миссию. Отнюдь не все были монстрами от рождения. Многие хотели сделать карьеру, отличиться. Что же определяло их поведение: сознание принадлежности к избранным, ощущение власти над людьми или страх показаться слабаком?.. Всё вместе взятое и толкало к совершению преступлений. Местные начальники — бургомистры, партийные секретари — считали, что, убивая чужаков в полосатых робах, они исполняют задачу государственной важности.

— Тот, кто считает национальный социализм только политическим движением, — внушал согражданам Адольф Гитлер, — тот ничего не понял. Национальный социализм — это больше чем религия. Это стремление к формированию нового человека.

Исторического времени третьему рейху было отпущено немного. Но в какой-то степени задача создания нового человека была решена. Система растлевала не только сотрудников госбезопасности и членов партии, но и целый народ.

Война пришла на немецкую землю, и теперь рассчитаться за преступления режима пришлось всем немцам. Им предстояло испытать то, что по их вине пережила вся Европа и больше других Советский Союз. Партийные секретари призывали держаться до последнего. Но гражданское население бросало дома и, сложив имущество на повозки, двигалось на Запад. Маленькие дети и старики погибали от холода. Колонны вермахта небрежно сбрасывали повозки с вещами в придорожные канавы. Приказ командования — очистить дороги, чтобы обеспечить армейским частям свободу передвижения.

Оставаться немцы боялись. Боялись красноармейцев, которые будут мстить за весь тот кошмар, который немецкая армия принесла на их землю, за невиданную войну на уничтожение Советского Союза.

Тридцатого апреля Адольф Гитлер покончил жизнь самоубийством. В политическом завещании он назначил гросс-адмирала Карла Дёница своим преемником на посту главы государства и Верховного главнокомандующего. 1 мая Дёниц выступил по радио с обращением к немецкому народу. Он провозгласил лозунг «Спасти немцев от уничтожения большевизмом!» и потребовал от вермахта продолжить вооруженную борьбу на Востоке, чтобы население Германии избежало «порабощения и гибели».

Последние битвы Второй мировой войны стали для немцев самыми кровавыми. Поражения 1944 года обошлись Германии почти в два миллиона человек убитыми. За первые пять месяцев 1945-го погибли еще почти полтора миллиона немцев. Это не считая жертв среди мирного населения.

Разгром третьего рейха был крахом идеологии, основанной на расовой теории. Вместе с убежденными нацистами в пламени войны горели и те, кто сам не участвовал в преступлениях режима, однако позволил ему существовать.

Немцы в большинстве своем не могли и не хотели разорвать узы, связавшие их с правящим режимом. Государственная политика — захватнические войны и концлагеря — возмущала немногих. Лишь единицы по моральным и религиозным соображениям считали гитлеровский режим преступным.

Вместе со смертью Гитлера в мае 1945 года на территории Германии исчез и сам режим. Еще вчера говорили о том, что немецкий народ будет сражаться за идеалы национального социализма, что нацисты уйдут в подполье, но не покорятся… И всё это оказалось блефом. Немецкие войска капитулировали, немцы прекратили сопротивление и с присущей им аккуратностью и педантизмом стали сотрудничать с оккупантами, со вчерашними врагами.

На следующий день после капитуляции Германии даже ближайшие соратники Гитлера стали клясться, что отнюдь не разделяли его бредовых идей. Казалось, национальный социализм — всего лишь глупое недоразумение. Исчез фюрер, исчезло всё: нацистское государство, войска СС, концлагеря, гестапо, факельные шествия, вскинутые в приветствии руки.

Но представления немцев о жизни нисколько не изменились. Теперь они считали себя жертвами: «Нас всегда все ненавидели!» Они не ощущали вины и нисколько не сочувствовали жертвам нацизма. Прибывших из России немецких коммунистов воспринимали враждебно — как пособников оккупантов.

Конрад Вольф вернулся в Германию в форме советского офицера. В Халле Конрада попросили выступить в местном университете. Когда он вошел в аудиторию, на доске было написано: «Предатель Родины».

Братья Маркус и Конрад Вольф наконец-то встретились в столице поверженной страны. Младший из братьев 29 мая 1945 года сообщал родителям: «В двух словах: я в Берлине и работаю корреспондентом в местной газете „Берлинер цайтунг“. Всё случилось очень быстро и неожиданно для меня. Меня вдруг вызвали к Мельникову, а оттуда направили сюда… Видите, мои дорогие, как резко судьба бросает человека из одной стороны в другую. Я ведь до сих не имел (да и сейчас не имею) ни малейшего представления о работе корреспондента, а мне приходится носиться по городу на мотоцикле и собирать материал. Во всяком случае, я постараюсь не осрамиться, хотя мне нелегко».