Леонид Млечин - Маркус Вольф

В Центре воздушной безопасности в Западном Берлине находился советский представитель, которого союзники информировали о своих полетах через советскую зону. Союзнические машины и поезда проверялись советскими офицерами, а не пограничниками ГДР. Военный персонал четырех держав сохранял полную свободу передвижения во всех секторах Большого Берлина.

Экономически Западный Берлин был привязан к быстро развивавшейся и богатевшей Федеративной Республике. И с каждым годом процветающий Западный Берлин становился всё притягательнее для восточных немцев.

Граница между ФРГ и ГДР давно была закрыта. А граница между двумя частями Берлина оставалась открытой. Восточные немцы могли сравнивать свою жизнь с тем, как живут на Западе. Власти ГДР не в состоянии были помешать им наведываться в Западный Берлин. Граждане социалистической ГДР меняли деньги и отправлялись за покупками. Метро и городская железная дорога функционировали исправно. За 15 минут по городской железной дороге можно было с Александерплац доехать до Западного Берлина. Высококвалифицированная рабочая сила утекала из ГДР, даже если не бежала, — примерно 50 тысяч жителей Восточного Берлина работали в Западном.

«Западный Берлин действовал деморализующе на восточногерманский режим, — писал один из британских журналистов. — Более высокий жизненный уровень, беспрепятственный доступ к западной прессе, театрам, фильмам, сам факт, что рядом существует иной образ жизни, делали отсутствие свободы в Восточной Германии еще более тягостным. И всё же возможность ездить в Западный Берлин и наслаждаться этими запретными благами сама по себе действовала успокаивающе. Коль скоро такие блага находятся в пределах досягаемости, не обязательно покидать Восточную Германию. Открытая граница одновременно представляла собой и приманку, побуждающую уехать из Восточной Германии, и как бы взятку за то, что люди не уезжали».

Разница между двумя Германиями бросалась в глаза. В западной части города жизнь становилась лучше, в восточной — оставалась тоскливо-незавидной.

Весь Берлин в последние месяцы войны подвергался массированным бомбардировкам и артиллерийским обстрелам. Но в западном секторе, который находился под контролем США, Англии и Франции, в начале 1950-х годов руины были расчищены, старые здания реконструированы, появились новые дома. Первые этажи приспосабливались под магазины и рестораны. Открылись кафе на свежем воздухе, столь любимые не только французами, но и немцами.

А в восточном секторе Берлина, столице ГДР, не было ничего нового, что радовало бы глаз. За исключением строившихся на аллее Сталина домов для номенклатуры. Восточный Берлин казался серым и захламленным. В лучших зданиях разместились партийные комитеты и министерства. Машин было мало. Хорошо одетых людей почти не было видно. Толпа сливалась в скучную серовато-бурую массу. Продуктов в магазинах было немного, за ними выстраивались длинные очереди.

«Восточный сектор города напомнил мне второстепенные советские города в двадцатых годах, — писал американский журналист Луис Фишер. — Восточный Берлин был низведен до советского экономического уровня. Вид прохожих отражал губительное влияние этого процесса. В их походке не ощущалось упругости, на лицах не было румянца здоровых, исполненных надежды людей».

Люди постепенно перебирались из восточного сектора Берлина в западный. Через Западный Берлин ежемесячно почти пять тысяч человек убегали из ГДР. Но эти данные держались в секрете.

В ГДР звучали бодрые марши, официальная пропаганда была пронизана оптимизмом. Активисты восточногерманского комсомола — Союза свободной немецкой молодежи — в голубых рубашках устраивали шествия под красными знаменами. Руководил восточногерманским комсомолом Эрих Хонеккер, который со временем возглавит ГДР. Его жена Маргот возглавляла пионерскую организацию имени Эрнста Тельмана. На митингах ей поручали зачитывать обращение к советскому вождю:

— Дорогой Иосиф Виссарионович Сталин! Мы заверяем вас, что, не жалея сил, станем защищать Советский Союз, нашу родину и мир от преступных действий американских и немецких империалистов. Слава великому Советскому Союзу! Слава лучшему другу немецкого народа, другу всей молодежи великому Сталину!

Власти ГДР копировали советскую политику. Торопились с коллективизацией, прижимали мелких ремесленников, повышали нормы выработки на заводах и цены. Ситуацию усугубило распоряжение Москвы в апреле 1952 года создавать собственную армию и оборонную промышленность. Денег на это в бюджете не было.

Осенью 1952 года стал ясен масштаб экономических проблем ГДР. А Москва требовала продолжения репарационных поставок. 19 сентября член политбюро заместитель председателя Совета министров Генрих Рау укорил коллег по правительству:

— Мы отстаем в выполнении важнейших обязательств по репарациям. Чтобы исправить положение, нужны решительные меры.

Но принимать меры было некому. Все руководители ГДР отсутствовали на рабочих местах. Ульбрихт поехал в СССР отдыхать в конце июля 1952 года, через месяц к нему присоединился Гротеволь. Пик постоянно лечился у советских врачей. Все трое ждали, когда в Москве соберется XIX съезд партии. Им важно было услышать, что скажут советские товарищи.

Вернувшись после съезда, в октябре, руководители ГДР начали наступление на частный сектор экономики. В 1948 году советские товарищи удержали их от этого. Теперь они поняли, что самое время покончить с «капиталистическими элементами» и назвали «устранение эксплуататорского класса» в городе и деревне первейшей задачей партии (см. «Новая и новейшая история», № 2/2006). Ульбрихт считал, что курс партии на ускоренное строительство социализма вытекает из решений XIX съезда КПСС.

В декабре 1952 года премьер-министр Отто Гротеволь предупредил о грядущем кризисе в продовольственной сфере. Но Вальтер Ульбрихт стоял на своем. Резко повысили налоги на крупные крестьянские хозяйства, средних и мелких предпринимателей, на церковь, сократили социальные выплаты. Совет министров ограничил продажу масла, жиров и сахара. Рабочие негодовали: «Нельзя быть революционерами на пустой желудок». Вильгельм Пик отметил в своих записях: «Как справиться? Своими силами невозможно — видимо, надо решать в Москве».

За первые четыре месяца 1953 года из ГДР уехали 120 тысяч человек. Вальтера Ульбрихта больше всего возмущало, что его сограждане имели возможность голосовать ногами. На его программу ускоренного строительства социализма они ответили массовым бегством из страны.

Судьба ГДР зависела от Москвы.

После смерти Сталина 5 марта 1953 года в Советском Союзе начались неясные перемены. В Восточном Берлине не могли понять, что происходит. В Кремле клялись продолжать дело Сталина, но на самом деле там шла борьба за власть. Три человека, казалось, встали у руля: Георгий Максимилианович Маленков, Вячеслав Михайлович Молотов и Лаврентий Павлович Берия. Они хотели как-то показать себя — стране и миру. Завели разговор о необходимости новой линии в отношении стран народной демократии, которым вовсе не обязательно во всём повторять Советский Союз.