Леонид Млечин - Маркус Вольф

Если бы не арест Берии, скорее всего, всё пошло бы иначе. Херрнштадт и Цайссер добились бы снятия Ульбрихта и возглавили партию.

Вальтер Ульбрихт считал, что его карьере пришел конец, поэтому для него было подарком новое приглашение в Москву 20 августа 1953 года. Маркус Вольф и другие функционеры ждали, как примут посланцев страны, только что пережившей народное восстание.

Это был первый официальный визит руководителей ГДР в Москву со времени образования социалистической Германии. Они вернулись домой с «мешком подарков». Прекращались репарации. Восточной Германии прощались все долги. Сокращались ее расходы на содержание советских оккупационных войск. 33 совместных предприятия передавались ГДР. Страна получила большой кредит и дополнительные поставки продовольствия.

Впоследствии новый руководитель Министерства государственной безопасности Эрнст Волльвебер говорил, что Ульбрихт очень боялся повторения беспорядков 17 июня 1954 года, в первую годовщину восстания. И вздохнул с облегчением, когда опасная дата миновала.

В июле 1953 года Соединенные Штаты предложили советскому правительству принять 15 миллионов долларов для снабжения продовольствием жителей ГДР. Москва ответила отказом. Тогда американцы сами организовали раздачу продуктов жителям Восточного Берлина (подробнее см. журнал «Вопросы истории», № 11–12/1999). Раздали в общей сложности восемь миллионов наборов. Хватило почти всем берлинцам. Министерство госбезопасности ГДР организовало антиакцию — раздачу продовольственных пакетов безработным и пенсионерам из Западного Берлина. Но акция успеха не имела.

Жители других городов ГДР ринулись в Берлин «за наборами от Эйзенхауэра». Железнодорожных билетов не хватало. Отдел руководящих органов ЦК СЕПГ докладывал: «Люди штурмуют вагоны, разбивают в них окна, чтоб проникнуть в купе. У касс в очередях стоят целыми семьями и подъездами».

В ночь с 1 на 2 августа прекратили продавать железнодорожные билеты. Запретили движение грузового транспорта и автобусов в направлении Берлина без специальных разрешений. Если при досмотре обнаруживали американский продовольственный набор, отбирали. На заводе «Штейнгутверк» в Йессене началась забастовка — рабочие требовали снять ограничения на поездки в Берлин. В местечке Гросс-Шёнебек женщины блокировали пути и заставили посадить их на берлинский поезд. Тысячи людей собирались на вокзалах, и народная полиция разгоняла их с помощью брандспойтов. 4 августа отдел руководящих органов ЦК СЕПГ сообщил руководству: «В последнее время отношение населения к партии и правительству ухудшилось».

МГБ арестовало всех зачинщиков забастовок и манифестаций. Во время берлинского восстания 1953 года погибли 125 человек; 48 расстреляли по приговору советских судов. Тысячи приговорили к различным срокам заключения.

Начальнику внешней разведки Маркусу Вольфу поручили представить доказательства участия Запада в этих волнениях. Задание было не из простых. Как он сам писал, «мне стало ясно, что разговоры нашего руководства о „фашистской авантюре“ и о „контрреволюционном путче“ были чистой воды отговорками». Тем не менее осенью 1953 года провели ряд процессов против мнимых «западных агентов», устроивших мятеж. Это напугало людей.

До июньского восстания немцам не так легко было выбрать между ГДР и ФРГ. Советские танки, разогнавшие рабочих летом 1953-го, помогли немцам сделать выбор. Характер режима, подавившего силой выступления народа, стал ясен. Но признать это было трудно. А для кого-то и невозможно!

Замечательная писательница Анна Зегерс после прихода нацистов к власти уехала во Францию. Там она написала невероятный по силе антифашистский роман «Седьмой крест», который пользовался огромным успехом. Его перевели в десятках стран. В Голливуде книгу экранизировали.

В 1947 году Анна Зегерс вернулась в Восточную Германию. Казалось, сбылась ее мечта — коммунисты строят на немецкой земле справедливую жизнь. Наверное, она видела, что реальность ГДР не совпадает с ее мечтаниями. Но не позволяла себе никакой критики. Скорее всего, мешали воспоминания о том, как рухнула Веймарская республика — в том числе из-за того, что левые силы бесконечно конфликтовали между собой. Или боялась признаться себе в том, что коммунистическая идея неосуществима?

Анна Зегерс посвятила событиям 17 июня роман «Доверие». Ее симпатии на стороне тех, кто помогает подавить восстание… Возможно, это была попытка доказать самой себе правоту выбора в пользу ГДР. Через много лет ее коллега по Союзу писателей ГДР поэт и эссеист Стефан Хермлин скажет о ней:

— Я всегда знал, что Анна Зегерс в глубине души прячет боль, а под завалами молчания — крик, который никогда и никем не был услышан.

Еще один видный немецкий прозаик, Стефан Гейм, родившийся в Хемнице, когда-то бежал из третьего рейха в Соединенные Штаты. В рядах американской армии он участвовал в высадке союзных войск в Нормандии. Гейм писал по-английски. Его первые романы стали бестселлерами в США. Как коммунист, он резко критиковал политику Вашингтона и в 1952 году перебрался в Восточный Берлин.

Приезд Гейма был невероятным подарком для власти. Ему присудили Национальную премию ГДР. Его книги переводились в Советском Союзе. Но роман «Пять дней в июне» о событиях лета 1953 года запретили. Со временем он стал диссидентом и его исключили из Союза писателей. Но вот что интересно. В отличие от многих партийных чиновников Хайм после крушения ГДР остался верен своим социалистическим идеалам. В 1994 году его избрали депутатом бундестага от Партии демократического социализма, наследницы СЕПГ. Когда депутатам повысили денежное содержание, Стефан Хайм отказался получать деньги за работу в парламенте.

Восстание 1953 года совпало с началом карьеры H. С. Хрущева как руководителя Советского Союза. Никита Сергеевич пришел к выводу, что если не помогать Восточной Германии, социалистическая система там рухнет, а ему придется отвечать за потерю ГДР. Этот опыт во многом определил будущую германскую политику Хрущева.

Жесткая линия ГДР усугубляла раскол Германии и ухудшала климат во время холодной войны. У Москвы и Восточного Берлина были, разумеется, общие цели, но во многих вопросах они расходились. У Советского Союза, как великой державы, были более масштабные интересы. Но политика ГДР вырабатывалась в Восточном Берлине, а не в Москве и часто шла наперекор ее воле.

И США, и СССР видели в своей Германии важнейшего союзника, чьи интересы надо блюсти. Обе сверхдержавы старались доказать, что их Германия сильнее и популярнее.

Отношения Москвы и Восточного Берлина были сложнее, чем принято считать. Это были отношения асимметричной взаимозависимости. В разгар холодной войны Москва и Вашингтон обнаружили, что нуждаются в многочисленных союзниках не только по прагматическим военным и экономическим соображениям. Речь шла о репутации лидера блока. Обе стороны верили в принцип домино: потеря даже одного союзника чревата тяжелыми последствиями для всего блока.