Леонид Млечин - Маркус Вольф

Хозяйственное подразделение МГБ нанимало на разные должности две сотни жен советских сотрудников госбезопасности, они получали зарплату в марках, да еще премии, так что семьи очень дорожили таким подспорьем. Это ставило их в зависимость от немецких чекистов.

«Особенно большому воздействию подвергались наши офицеры связи при ведомстве Мильке, — вспоминал полковник Кузьмин, — которые постоянно участвовали в престижных мероприятиях, приглашались на охоту, наделялись льготами, получали подарки по разным поводом. Некоторые их них становились в большей мере проводниками интересов МГБ ГДР, чем представляли собственное учреждение… Обильное бесплатное угощение, пропуска в клинику для дипломатов, разрешение летать спецрейсами МГБ».

Сотрудников советского КГБ награждали орденами и медалями ГДР, что сопровождалось и вручением конверта с наличными.

При этом советские чекисты находились под постоянным наблюдением. Немецкие друзья прослушивали телефонные и не только телефонные разговоры на виллах в Карлсхорсте. Тщательно выявлялись сотрудники КГБ, которые не были официально представлены в этом качестве и работали под прикрытием. Они быстро убеждались в том, что в братской социалистической стране за ними ведется наружное наблюдение.

Представительство КГБ в ГДР было крупнейшим аппаратом госбезопасности за рубежом. Понятно почему — там находилась группа советских войск. Ее надо было, говоря профессиональным языком, «обслуживать», то есть следить, чтобы наших офицеров не завербовали и чтобы они не убежали на Запад. Кроме того, наши разведчики использовали ГДР как плацдарм для проникновения в НАТО и для вербовки американцев на территории Западной Германии.

Ситуация в ГДР несколько отличалась от положения в других европейских социалистических странах. Министр государственной безопасности ГДР Эрих Мильке считал себя лучшим другом Советского Союза, но пресекал попытки товарищей по партии наладить столь же близкие отношения с посланцами Москвы. Мильке покровительственно, а иногда пренебрежительно относился к сотрудникам представительства КГБ, особенно к тем, кто не знал немецкого языка, поучал их, объяснял, как надо работать.

Служба в ГДР считалась приятной и комфортной. Многие немцы говорили по-русски, а условия жизни были лучше, чем в Союзе. Особенно ценились должности, позволявшие посещать Западный Берлин с его магазинами, ресторанами и кинотеатрами. Но таких счастливчиков было немного.

«Западный Берлин оставался „табу“ для большинства советских граждан, работавших в ГДР, кроме тех, кто состоял в органах разведки, — вспоминал бывший посол СССР в ФРГ Юлий Квицинский. — Не очень разрешалось ездить туда и нашим дипломатам, даже работавшим в группе, которая в посольстве занималась Западным Берлином… Твердили, что Западный Берлин, — гнездо шпионажа».

Советские люди шпионов не боялись и упорно просились в западную часть города. Для командированных из Советского Союза поездка в Западный Берлин была лучшим подарком. Для восточных немцев доступ в западную часть столицы теперь был закрыт.

Взаимоотношения советских и восточногерманских товарищей строились непросто.

«Действовал стойкий „синдром победы“, — рассказывал Юлий Квицинский, — в соответствии с которым считалось, что в ГДР себе можно многое позволить такого, чего не потерпели бы в других странах народной демократии. Это проявлялось и на бытовом, и на политическом уровне. Ну и конечно, всякий наш чиновник, прибывавший на работу в ГДР, считал своим правом и долгом учить своих немецких „подопечных“».

Восточные немцы послушно внимали. Но вовсе не в каждом случае принимали рекомендацию к исполнению. Немцам было вменено в обязанность составлять подробные отчеты о встречах с советскими товарищами. Вышестоящие чиновники внимательно изучали, что именно говорят посланцы Москвы. Иногда им это сильно не нравилось. Если дело доходило до Ульбрихта, он требовал убрать советского работника.

В штате представительства КГБ состояли не только разведчики, но и сотрудники других управлений Комитета госбезопасности. Вербовать агентуру в братской стране оперативным работникам запрещалось. То есть нельзя было оформлять отношения, брать подписку о готовности сотрудничать, заводить личное и рабочее дело и присваивать псевдоним. Но в этом и не было нужды. Восточногерманские чиновники охотно шли на контакт с советскими представителями, были с ними необыкновенно откровенны и рассказывали всё, что знали. Добрые отношения с влиятельными советскими чиновниками были залогом успешной карьеры. Если, конечно, и сама встреча и то, что на ней говорилось, были санкционированы Ульбрихтом.

Юлий Квицинский рассказывал: «Ульбрихту не нравилось, что наши сотрудники колесили по ГДР и искали непосредственную информацию о положении на местах. Она нередко отличалась от оценок, которые поступали после фильтрации через райкомы и обкомы в ЦК СЕПГ. Это не позволяло В. Ульбрихту чувствовать себя уверенным при контактах с нашим руководством в Москве. Он не скрывал своего раздражения по поводу такого порядка, норовя всякий раз ударить по рукам тех, кто особенно активничал в сборе информации».

Причем руководители ГДР позволяли себе даже гневаться на советских послов и жаловаться на них в Москву. Ни один из послов не смог угодить Ульбрихту и Хонеккеру. Восточный Берлин просил Москву отозвать и Георгия Максимовича Пушкина, и Михаила Георгиевича Первухина, и Михаила Тимофеевича Ефремова, и даже Петра Андреевича Абрасимова, который пребывал в уверенности, что его в ГДР обожают.

Москва неизменно шла навстречу просьбам и пожеланиям Восточного Берлина. Так что посольская должность в ГДР была почетной и заметной, но незавидной. Восточные немцы ничего не прощали советским друзьям, вели счет всем их прегрешениям и при удобном случае выкладывали на стол.

Семнадцатого октября 1964 года посол СССР в ГДР Петр Абрасимов подписал сопроводительное письмо, адресованное секретарю ЦК КПСС Юрию Андропову, ведавшему отношениями с социалистическими странами: «При этом направляем перевод полученной из ЦК СЕПГ информации об откликах в ГДР на последний Пленум ЦК КПСС и решение Президиума Верховного Совета СССР».

Это был отчет о реакции граждан ГДР на большие кадровые перемены в Москве:

«Решения об освобождении товарища H. С. Хрущева от обязанностей первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров вызвали у многих членов партии и среди всех слоев населения большое удивление и ошеломление.

Во многих имеющихся высказываниях отмечается, что отставка товарища Хрущева достойна большого сожаления, потому что он был умным и большим политиком, обладавшим большим авторитетом во всём мире… Высказывается удивление, что сообщение ТАСС было так коротко сформулировано и что в этом сообщении вообще не отмечаются заслуги товарища Хрущева. Многие граждане выражают сомнение в том, что отставка товарища Хрущева объясняется болезнью и преклонным возрастом…