Лидия Герман - Немка

К этому времени наш директор объявил, что 6 июня 1949 г. в нашей стране будет широко отмечаться 150-й день рождения великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина, и коллективу учителей нашей школы поручено провести в Кучуке празднование этого юбилея. Ответственным руководителем этого мероприятия назначен завуч школы Григорий Сидорович Мартынюк. Учитель биологии Мартынюк был уже в предпенсионном возрасте, и ходили слухи, что он когда-то был оперным певцом. Спустя два-три дня Григорий Сидорович объявил, что мы подготовим инсценировку драматической поэмы Пушкина «Цыгане». И тут же были распределены роли. Я должна сыграть Земфиру. Цыганку, красавицу Земфиру. Не без возмущения я сказала: «Вы это говорите не всерьёз, Григорий Сидорович? Я — и Земфира, это же смешно. Курносая блондинка — и цыганка. Я не буду её играть». Он пытался меня убедить, что есть все возможности преобразиться на сцене в другой образ.

Я в самом деле не верила, что могу сыграть Земфиру, но кроме этого мне хотелось выиграть время, чтобы лучше подготовиться к экзаменам. И я решительно отказалась. На следующий день меня вызвал директор школы. Разговор закончился тем, что он спросил меня, не позвонить ли ему в НКВД. И я согласилась. Репетиции проводились почти ежедневно. К генеральной репетиции Галина — наша суфлёрша — принесла мне пёструю, вполне подходящую для цыганки юбку, несколько ниток ожерелья, называемого в Кучуке «намисто»; и два-три яркой расцветки головных платка. Один из них, черный с красными розами, я повязала вокруг головы, чтоб не было видно волос. И всё-таки не была я цыганка.

6 июня нам велено было прийти в клуб за час до начала вечера, т. е. до начала доклада о жизни великого поэта, который читал директор школы Ф. И. Мироненко. Руководитель нашей театральной группы пришел с красивым чемоданом, поставил его на стол, открыл его каким-то многозначительным образом и отступил на шаг назад — чтобы мы все посмотрели, что там находится. Это были цыганские парики, 2–3 вещи из цыганской одежды и большая коробка с гримом, какого мне еще никогда не приходилось видеть. Началась примерка париков, и под руководством Григория Сидоровича мы как-то загримировались. Сам он играл старого цыгана и надел парик с пышными седыми волосами. Только для исполнителя Алеко не было парика. Когда я была готова, я подошла к зеркалу, висевшему за кулисами на стене и… не узнала себя. Это была совершенно другая молодая женщина, очень миловидная цыганочка. Мне было стыдно, потому что я плохо учила роль — из-за нежелания играть её. Но Галя была отличным суфлёром и сумела своевременно всё шепотом подать. Публика аплодисментами выражала восторг. Но некоторые мои коллеги меня упрекали: «А ты не хотела играть» или «И вы чуть не сорвали такое представление». На следующий день после спектакля я встретила группу своих учеников, которые уже были на каникулах. Один из них сказал: «Настоящая цыганка не может быть такой красивой, как вы вчера были». — «А ты много видел настоящих цыганок?» — спросила я.

«Нет… но…» Он смутился, а остальные все смеялись. По-моему, это был Саша Дроздов.

Оставалось три недели до отъезда в Барнаул. Выяснилось, впрочем, что директор нашей школы тоже учится заочно в пединституте, только он уже на третьем курсе и теперь ему надо на летнюю сессию. К этому времени приехала его дочь Антонина, беременная на последних неделях. Она была замужем за офицером, его служба проходила в не совсем приятных условиях, и она приехала, чтобы родить дома у родителей. После родов она еще два года оставалась в Кучуке и работала в нашей школе учительницей русского языка и литературы. Я подружилась с ней — она была на 5 лет старше меня.

Теперь её отец едет в Барнаул тем же грузовиком, который мне указала комендатура. Из нашей школы были мы только двое, в Родино подсели ещё 5–6 человек. Директор наш сидел в кабине, все остальные в кузове, загруженном мешками с зерном. Во время поездки ко мне обратился молодой человек, представившись как Владимир Пащенко. Мне не надо было представляться, он знал кто я такая, он меня уже видел и много обо мне слышал, особенно от своего друга Павла Братчуна. Это меня очень удивило, никогда бы не подумала, что Павел обо мне с кем-либо мог бы говорить. Владимир (короче, Володя, или Вовка) только что закончил школу в Родино, а жил он в Каяушке. Его мать Мария Викторовна была не только в нашем районе известна, как лучшая преподавательница русского языка и литературы. Ещё ученицей старших классов я слышала о ней, и мне хотелось бы быть её ученицей. Ей уже было присвоено почетное звание заслуженного учителя. Её методы преподавания стали тем временем легендой. Её сын с самого начала произвёл на меня впечатление человека высокого интеллекта, остроумного, с чувством юмора. И это мнение у меня не изменилось.

В Барнауле грузовик остановился у дома номер 117 на улице Интернациональная. Наш директор и я высадились здесь. Это была двухкомнатная квартира в подвальном этаже. Хозяйка Мария Сергеевна, очень симпатичная женщина 50-ти лет приветливо нас приняла и указала Фёдору Иосифовичу место в небольшой боковой комнате. Я же должна была жить вместе с ней в большой комнате.

Экзамены я сдала хорошо. Сразу после экзаменов был вывешен список зачисленных, в котором значилась и моя фамилия. На следующий день начались обзорные лекции, я их слушала с огромным интересом, и мне казалось, что я их буквально впитываю в себя. Чувствовала себя прекрасно, жизнь казалась вовсе не сумрачной, а наоборот, удивительной.

Однажды посетил меня на квартире Владимир. Мы с ним довольно долго и приятно беседовали, и вдруг ему захотелось узнать, почему я не разделяю чувства лучшего его друга Павла. «Он же тебя любит», — добавил он. Это было так неожиданно для меня, что я потеряла дар речи. После некоторого молчания я спросила: «А почему я это слышу от тебя?»

«Потому что он боится рисковать, боится потерять тебя и как просто товарища». Настроение испортилось, и я перевела разговор на другую тему. «Он, конечно, прав, с тобой нельзя говорить о любви», — заключил Владимир.

На одном из перерывов между лекциями спросила меня молодая учительница из одного из сёл нашего района, почему она не нашла мою фамилию в вывешенном списке зачисленных абитуриентов. «Может быть, вы не знаете мою фамилию? Меня зовут Лидия Герман. Моя фамилия там есть», — ответила я не без гордости. Она посмотрела на меня как-то странно и ушла. Это было незадолго до отъезда в Родино.

Напрасно я ждала обещанные всем контрольные работы, учебный материал, списки рекомендуемой литературы. Ничего я не получила. Во время конференции я спросила у той же молодой учительницы, получила ли она учебные пособия из института, она ответила, что конечно, получила и отправила все контрольные работы и всё, что полагается. На моё письмо в институт, почему я не получаю учебного материала, мне ответили, что меня нет в списке зачисленных. В разговоре с моей новой подругой по работе, с дочерью директора школы, я узнала, что её отец в НКВД расписался за то, что он несёт за меня ответственность. И он знал, что я была занесена в список зачисленных, но его тут же заменили другим списком без моего имени. Само собой разумеется, я дала слово моей подруге никому об этом не говорить. И теперь, по прошествии стольких лет, я извиняюсь перед Тоней за нарушенное слово, но считаю, что правда должна быть сказана. А как объяснить тот факт, что меня целый месяц никто из соответствующих лиц не посмел предупредить, что я не зачислена, и мне таким образом дали возможность прослушать установочные лекции по литературоведению, языкознанию, основам русского языка, психологии, древнегреческой мифологии, диалектологии… Проводились и практические (лабораторные) занятия. И все эти годы я считала, что должна быть благодарна за это, ибо эти лекции, как-никак, повысили уровень моих знаний, хотя бы на самую малую ступеньку.