Лидия Герман - Немка

Еще по дороге туда мы услышали первое пение петуха. Мы попрощались при утренней заре и при пении петухов.

На следующий день Вера меня спросила: «Вы хотя бы целовались?»

«Это, возможно, всё бы нам испортило».

«Мне нельзя о нём думать! Я просто не должна думать о нём. И не хочу», — твёрдила я себе всякий раз, когда в мыслях появлялись картины той ночи. Мне надо концентрироваться на работе и не забывать, что я теперь студентка-заочница и мне надо много учить. Я не знала еще, что одна я не получила ни одного известия из института. И все чаще вспоминала слова молодой учительницы из Каяушки, которая не нашла моей фамилии в списке. Но поверить, что такое возможно, я тоже не хотела. Я видела свою фамилию… Подождать…

Моя работа, скорее, мои ученики, радостные лица наших подростков отвлекали от мрачных мыслей. Хотя мое преподавание немецкого языка я сама находила далеко не совершенным. Во всяком случае, полного удовлетворения от моей основной работы я не получала, хотя много старалась. Только при проверке тетрадей я часто радовалась — читать, писать и чему-то из грамматики я их научила. И небольшие переводы простейших предложений с помощью словаря большинство из них неплохо делали.

А прогулки, экскурсии по окрестностям, которые я проводила с моими шестиклассниками, например, в осеннюю берёзовую рощу, что для них тоже было интересным событием, это сближало нас всех, обуславливало больше доверия друг к другу.

А моя общественная нагрузка, т. е. работа с пионерами всей школы, что по сути своей являлось воспитательной работой, приносила мне большое удовлетворение…

Потом появился Михаил. Опять же, я была у Веры, чтобы забрать обещанного мне котёнка. Я имела право выбора из четырёх котят-тигрят. Мы с Верой назвали его Мишка. Было начало октября, и еще удерживалась прекрасная тёплая погода. Несмотря на это, я надела новое демисезонное пальто, купленное недавно в нашей сельской лавке, чтобы показать Вере. Котёнка я спрятала за пазухой под новым пальто. Через их двор с памятными тополями, на которые мы в детские годы так часто забирались до самых вершин, я шла, непрерывно бормоча с котёнком. И вдруг прямо на меня пошел грузовик. Испуганно я отскочила в сторону, на ступеньки перед дверью в клуб. Грузовик уже резко затормозил и остановился. Из кузова прыгнул на землю кто-то в военной форме. Что-то синее я заметила на его форме, по-моему, на фуражке. Милиция или НКВД — стрельнуло мне в голову. Но передо мной стоял Михаил Цапко. Он с 1947 года служил в воздушном флоте недалеко от Москвы. Это был его первый короткий отпуск, всего одну неделю.

«Тогда беги скорее домой, твоя мать точно уже все глаза высмотрела».

«Мать всегда остается матерью, и она поймет своего сына». Он спросил, куда я иду, что собираюсь делать и что у меня там под пальто. Я показала котёнка, он громко рассмеялся. Я хотела идти, но он взял мою свободную руку, взял свой чемодан, который шофер поставил возле него, прежде чем уехать. «Я просто не могу тебя отпустить. Пожалуйста, зайдем со мной к моей матери, совсем ненадолго. Я поприветствую её и оставлю чемодан. Пожалуйста». — «Я не пойду с тобой к твоей маме, она тебя почти четыре года не видела. И отпусти, пожалуйста, мою руку». Он держал её еще крепче. «Нет! — прозвучало твёрдо. — Нет. Мне тебе надо так много сказать». — «Ты можешь завтра ко мне придти, я живу рядом со школой». — «До завтра ждать? Слишком долго я уже ждал». Он тянул меня за руку через улицу, я сопротивлялась, а он просил только ненадолго зайти. Котёнок начал мяукать, тогда я со всей силы рванула свою руку из его руки. Он выронил чемодан и взял меня за локти обеими руками, глядя при этом не отрываясь мне в глаза. Красивый парень, я бы сказала, высокого роста, стройный, и форма шла ему отлично. Парень, в которого не грех влюбиться, как говорится. Мы стояли уже у его дома. «Хорошо, — сказал он, — тогда мы пойдем сначала к тебе. — Он взял свой чемодан. — Потом придем к моей матери». — «Михаил, не ставь себя и меня в смешное положение. Иди к матери». Я энергично отступила в сторону. Он спросил меня, какой дорогой я пойду домой, той самой ли дорогой, которой раньше ходили? Я быстро ушла. У молоканки он меня догнал, крайне запыхавшись.

Дома я его представила своей матери. Потом мы ели жареную картошку и сидели за столом до глубокой ночи, вспоминая о годах войны, о наших общих друзьях и знакомых. Естественно, и о Розе, моей лучшей подруге, которую я считала его будущей невестой. Но Роза была к этому времени уже замужем, это он знал. Обо мне он имел полную информацию от своей сестры Дарьи. Теперь он хотел еще знать, есть ли у меня друг. Да, у меня есть друг, однако не такой, как, может быть, представляет себе это он, Михаил. Павел Братчун, с которым я училась в школе, мой хороший друг, и он лучший парень из всех. Это я сказала открыто и твёрдо, глядя при этом ему прямо в глаза, чтобы он знал, что я с ним ничего общего не хочу иметь. И тут же, наклонив голову, я думала: «Я ведь сама не знаю, с кем я что хотела бы иметь общего. С Павлом я ведь поклялась честью никогда не быть вместе. Так же и с Михаилом никогда ничего не должно быть… Только не раскисать и не дать знать истинное положение дела… Всё так скверно, так мерзко и чудовищно… Собственно, мы бы с ним тоже могли стать хорошими товарищами».

Теперь я попросила его рассказать о его жизни, о его планах. Среднюю школу он уже закончил и теперь хотел бы попытаться поступить в военно-воздушную академию им. Фрунзе в Москве, и он надеется, что через год он приедет в родное село как курсант этой академии.

Тут я посмотрела на наши часы-ходики. «Михаил, извини, пожалуйста, время уже половина первого, школа начинается в 8 часов». Он спросил, сколько у меня завтра уроков, когда я вернусь домой. «Тогда до завтра. И не думай, что ты от меня так просто избавишься», — улыбаясь, как бы в шутку сказал он. «Дерзость это, по меньшей мере», — думала я.

На следующий день, в понедельник, у меня было всего три урока, два из них с письменной работой. Обычно я проверяла тетради сразу после уроков, еще в учительской, и редко брала тетради домой. Сегодня я все тетради взяла домой, моей матери нужно было помочь при стирке. Я думала, что еще успею подготовиться к завтрашним урокам, пока он придет.

Я чуть не выронила все тетради, когда открыла дверь в комнату — Михаил сидел за столом с моей матерью! Они, видимо, не без волнения беседовали! Бог ты мой! Моя мама почти ничего не понимала по-русски, её запас слов ограничивался десятью-двадцатью словами! С сияющими глазами, порозовевшими щеками сидела она тут, заметно помолодев. Сияя от счастья, она смотрела на меня. Михаил поднялся и взял у меня тетради.

«Ты хочешь их еще все сегодня проверить?» — «Конечно, и учебные планы написать. Завтра у меня пять уроков».