Семён Данилюк - Константинов крест [сборник]

— А почему свою голову подставил главврач больницы Понизов? — отчеканила Гусева, подрагивающим, неожиданно молодым голосом. — Его-то дело вообще была сторона. А он вступился и погиб.

Николай от неожиданности поперхнулся.

— Что значит, погиб? Умер на рабочем месте. Сердце износилось, и — взорвалось. Пуф!

— Да! Взорвалось, — насмешливо подтвердила Гусева. — А отчего? От мины? Снаряда?

Генеральному секретарю Организации Объединенных Наций.

Я обращаюсь к ООН и ко всему цивилизованному миру с просьбой помочь народам Эстонии, Латвии и Литвы, по отношению к которым русские оккупанты применяют жестокое насилие и которые поэтому могут погибнуть. Я объявляю аннексию Балтийских государств, осуществленную в 1940 году, грубым нарушением международных законов и фальсификацией свободного волеизъявления порабощенных народов. Спасите эти народы от полного уничтожения и дайте им возможность свободно решать свою судьбу… Пусть Эстония, Латвия и Литва станут свободными и независимыми государствами.

Июньским утром, во время производственной планерки, в кабинет исполняющего обязанности главврача Понизова вошли двое. Оба в гражданском. И хотя они еще не представились, по смурным неприветливым лицам, по поджатым губам, по особому скрипу полов под коваными башмаками стало ясно, откуда они. Рабочее оживление сменилось тревожным ожиданием.

— Оперуполномоченный Хромов, — шедший впереди махнул краешком красного удостоверения. — Вы главврач?

— Исполняющий обязанности, — подправил Понизов.

— Необходимо побеседовать.

— Но у нас совещание, — напомнил Понизов несколько растерянно.

— Так прервите!

Стальная нотка в его голосе подействовала на приглашенных завораживающе. Не дожидаясь указания главврача, все поднялись и тихонько, мелким шагом потрусили к выходу.

Помещение в минуту очистилось. Крепышок, сопровождающий Хромова, выпроводив последних, остался у двери.

Хромов бесцеремонно сел на угол стола.

— В вашей больнице содержался бывший президент Эстонии Константин Пятс.

— Пациент Пятс умер.

Хромов нетерпеливо кивнул.

— Комитет государственной безопасности располагает информацией, что в Прибалтику переданы и готовятся к пересылке на Запад письма Пятса антисоветского содержания.

Понизов продолжал внимательно слушать.

— По нашим сведениям, эти письма написаны в период пребывания Пятса в вашей больнице, — отчеканил Хромов.

Напряжение на лице Понизова спало.

— Это невозможно.

— Сведения точные!

— Это исключено! — повторил Понизов с облегчением. — Пациент Пятс попал в больницу совершенно изможденным, в состоянии сильнейшей депрессии. Находился до своей смерти короткое время. На виду, не имея ни бумаги, ни карандаша… Это исключено физически и фактически. Если такие письма и существуют, то отправлены ранее: из мест заключения или из эстонской психбольницы.

— Органы не ошибаются! — внушительно напомнил Хромов.

По лицу Понизова проползла злая ухмылка, Хромова рассердившая.

— Органами проделана определенная работа, — сообщил он значительно. — Сопоставлены сроки, перепроверены контакты. Всё сходится на том, что письма переправлены именно в период пребывания Пятса в психбольнице.

— Но это нелепо! Опросите медперсонал, больных, что находились рядом. Пройдитесь по нашим палатам, в каждой по шесть-восемь человек. Сами убедитесь, насколько ваши подозрения беспочвенны!

Зрачки Хромова сделались злыми и — грозными.

— Здесь не обсуждается, мог или не мог враг нашей родины Пятс писать свою антисоветчину в вашей больнице. Я хочу знать — как он это сделал и кто был его пособником! Почему лечащим врачом была назначена судимая за измену Родине? Вот и спелись.

Понизов побледнел.

— Врач Гусева имеет боевые награды! — проникновенно произнес он. — Она, если знаете, реабилитирована!

Увидел, что слова эти в глазах комитетчиков цены не имеют. Поспешил увести разговор в другую сторону.

— И вообще, Гусева числилась лечащим врачом лишь номинально. Фактически врачебный надзор за пациентом Пятсом осуществлял я лично!

Хромов закивал — с показным недоумением.

— Это любопытно, — обратился он к безмолвному напарнику. — У главврача других дел нет, как вести с антисоветчиком душеспасительные беседы?

— Обязанность врача-психиатра лечить душевнобольных, в том числе направленных судом. Душеспасительные, как вы выразились, беседы — то же самое лечение. Еще Авиценна!..

Хромов вскипел:

— Ваша обязанность — не словоблудием заниматься. А приводить тех, кого направляем мы, к ногтю! И чем быстрей, тем лучше. Без всяких сомнительных авиценн.

Он навис над хозяином кабинета.

— Думаешь, не знаем, что ты лично давал ему послабку? — перешел он на «ты».

— Это был немощный старик! А я его врач. И почему вы себе позволяете в таком тоне?!

— Этот немощный старик обвел вас всех, дураков, вокруг пальца! Пока вы нюни разводили он свою антисоветчину строчил. Не за это ли по высшему разряду похоронили? Повторяю вопрос: с чьей помощью могли быть написаны и переправлены письма? Имей в виду, дело государственного масштаба. Потому уполномочен антимонии не разводить.

— Что вы, наконец, хотите?! — побелевший Понизов принялся глотать воздух.

— Хочу знать, кто именно в стенах вашей больницы, пользуясь слюнтяйством руководства, снюхался с врагом народа, гнусная клевета которого, если не успеем пресечь, растечется по Европе! Хочу найти, чтобы спросить, почем стоит продать Родину?

— Сейчас пятьдесят шестой год! Понимаете вы?!

— Как не понять? — Хромов подергал дверь. Вернулся к бледному главврачу. — Решили, раз Сталин умер, так можно Родиной безнаказанно торговать? Но у Родины еще есть защитники!

Через минуту-другую в коридор, где толпились приглашенные на совещание, среди которых была Ксения Гусева, выскочила секретарша.

— Там! У Константина Александрыча крики! — она в ужасе потыкала в сторону кабинета.

Гусева и те, кто посмелей, метнулись к кабинету. Она подлетела первой, готовая ворваться.

Дверь распахнулась изнутри. Вышли комитетчики. Раскрасневшиеся, хмурые.

Хромов, поправляя галстук, огляделся:

— Среди вас настоящие врачи есть? Которые не по психам, а нормальные. Там вашему хлюпику начальнику плохо. Сердчишко!

В кабинете, в кресле, откинулся Константин Понизов. Пульс уже не прощупывался. Диагноз, поставленный при вскрытии — обширный инфаркт, — не удивил. О больном сердце и. о. главврача было известно.

Через два дня, опросив весь медперсонал и даже некоторых больных, работники КГБ удалились, совершенно сбитые с толку. Понизов, оказывается, говорил правду. В самом деле, написать пресловутые письма в период от поступления в Бурашевскую больницу до смерти у Пятса не было физической возможности.