Семён Данилюк - Константинов крест [сборник]

Это не было свежей новостью и во всяком случае не объясняло причину Оленькиного волнения. Евгений Сапега едва ли не с восемнадцати лет вздыхал по юной соседке по двору. Увы, безответно! Предложения руки и сердца отвергались год за годом. После каждой неудачи незадачливый поклонник неделю восстанавливал уязвленную мужскую гордость в компании проституток.

— В какой по счету раз отказала?

— Я согласилась, — Оленька с сожалением заглянула на дно бокала. — В конце концов когда-то за кого-то идти придется. И Димке отец нужен. Пусть лучше этот, если уж не выходит по любви.

По любви у Оленьки и впрямь не выходило. Слишком нетерпелива была. Могла, например, во второй или третий вечер знакомства придумать себе именины и потребовать в подарок лисью шубу или ювелирный гарнитур. После чего оторопевший любовник обычно исчезал. От мужской скупости Оленька сильно страдала и выплакивала очередную обиду на груди подруги. Ксюша пыталась убедить ее, что нельзя требовать всего и сразу. Чрезмерная алчность отталкивает мужчин. Надо дать время, чтоб он ощутил себя любимым, и тогда «само покатит». В ответ Оленька оскорбленно фыркала. По ее мнению, дорогой подарок в начале знакомства — это тест, отделяющий истинного мужчину от никчемных безденежных прохвостов.

Увы! Прохвостов в жизни Оленьки попадалось много больше. Тем не менее, принципам своим она не изменяла и в двадцать три года продолжала менять любовников, подобно золотоискателю, промывающему лоток за лотком в поисках золотого песка.

— Стало быть, Женька наскворчал на лисью шубу? — не удержалась от поддевки Ксюша.

Уловившая насмешку Оленька раздраженно поджала губки.

— Наскворчал! Брёдаешь! Тудамо-сюдамо! — передразнила она. — Сколько тебя учу манерам, а всё без толку. Нахваталась словесного мусора от муженька малограмотного. А что касается Сапеги, — попытка не пытка. Не заладится, — возобновлю пасьянсы.

Пасьянсами изысканная Оленька отчего-то называла свои любовные романчики.

— Ничего, — свыкнется. Как в других семьях.

Оленька намекающе наморщила носик. Раздосадованная тем, что Ксюша не отреагировала, зло ощерилась:

— О тебе, между прочим, говорю. Муж во всю на сторону гуляет, а ты живешь зажмурившись! Вот и сейчас, где он?

Именно Оленька на правах подруги первой намекнула Ксюше, что у Павла кто-то завелся. После чего мир в Ксюшиной душе задрожал и начал рассыпаться.

В висках Ксюши заколотило. Сил сдерживаться более не было:

— Ты что, с этим пришла?! Чтоб куснуть? Не могла дотерпеть до утра?

Добившаяся своего Оленька выпрыгнула из кресла, покаянно прильнула к взбешенной хозяйке:

— Я поганка, правда? Но, Ксюха, родная, если не я, то кто скажет? Другие-то вид делают, чтоб приятельницу не потерять. А я всё лбом колочусь… Ксюш, можно я у тебя заночую? Димка у предков. А одной быть дома так не хочется.

«Если не хочется одной, зачем опять сбагрила сына старикам-родителям»? — хотелось спросить Ксюше. А еще пуще хотелось выставить утешительницу, — из тех, что, обнимая, не преминут ковырнуть ноготком открытую рану.

— Ночуй, конечно, — разрешила она. — Я тебе постелю, как всегда, в гостевой. Только ты тут сама, если хочешь, похозяйствуй. Закипяти чайник, заточи чего-нибудь из холодильника, полистай телевизор. А я лягу. Голова опять разгуделась, и — в животе колотит. Похоже, малышу наружу не терпится.

Отделавшись от докучливой приятельницы, Ксюша не уснула. К двенадцати ночи жгучая ревность вытеснилась ощущением беды. Она знала это несчастное свое свойство. Подобно тому, как у фронтовиков к дождю начинали болеть раны, так и у нее душа в предчувствии несчастья принималась метаться.

В начале первого сердце вдруг с силой скакнуло в груди. Преодолев гордость, Ксюша набрала телефон Павла. Увы! Телефон голосил мелодией «Нежности», но не отвечал. «Возьми трубку, я спасу тебя», — бессмысленно заклинала она. В час ноль пять похолодевшая Ксюша совершенно явственно почувствовала, что сердце остановилось. И лишь через одну-две секунды, показавшиеся вечностью, запустилось вновь. Ощущение беды сменилось уверенностью — беда пришла.

Когда в половине четвертого утра в дверь позвонили, Ксюша, придерживая живот, поднялась, накинула халат — точно зная, что как только распахнет входную дверь, привычная, устоявшаяся за годы замужества жизнь разом рухнет. Появилось даже детское искушение не открывать, а забиться с головой под одеяло, — может, тогда пронесет. Не пронесет, конечно. Всё, что могло случиться, уже случилось.

Она включила свет в прихожей, дошаркала до двери, расслышала быстрое шуршание Оленьких тапочек от гостевой комнаты, и повернула ключ в замке.

На пороге с потерянным видом стояли Мазин и Сапега. Сзади, на площадке, угадывались голоса. Мелькнул силуэт в милицейской форме.

— Тут такое дело, Ксюха, — через силу пролепетал полненький Андрей Мазин. Он отер опухшие рачьи глаза и требовательно подтолкнул в бок Женю Сапегу. От несильного толчка массивного Сапегу качнуло. Стало заметно, что оба с трудом выходят из сильного опьянения.

Сапега обреченно вздохнул. Несколько раз открыл рот, так что в углу образовался сочный пузырь. Но так ничего и не выговорил. Лишь припал лицом к косяку. Плечи его мелко задрожали.

— Убит? — бесцветным голосом произнесла Ксюша.

— Нашли на окраине, у гаражей, — подтвердил Мазин. — Чем-то тяжелым по затылку. Видно, подстерегли. Джип не тронули, зато забрали мобилу. Явная заказуха. С нами милиция, — он показал за плечо. — Они сразу ко мне приехали. А теперь вот вместе к тебе… Ведь сколько умоляли, — жизнь-то дороже!

Прервавшись, Андрей, а за ним Женя бросились подхватить сползающую вдоль стены беременную женщину.

— Голову, голову держите! Да аккуратней, олухи! — из глубины квартиры на помощь бросилась Оленька.

Потерявшую сознание Ксюшу перенесли в спальню.

Очнулась Ксюша на постели, поверх одеяла. Над ней, придерживая подушку, со стаканом в руке склонилась встревоженная Оленька. В ногах сидел следователь прокуратуры Самарин.

Самарина Ксюша знала. Он расследовал прошлое покушение на Павла. Расследовал напористо, совершенно убежденный, что команда на убийство поступила от Степана Голутвина. Уверенность Самарина подкреплялась наличием мотива: борьба за завод, — а также тем обстоятельством, что убитый в перестрелке киллер оказался боевиком группировки «Вектра». Но, как часто бывает в подобных случаях, второй нападавший бесследно исчез, свидетелей и бесспорных доказательств добыть не удалось.

Так что по прошествии двух месяцев самолюбивый Самарин, смирив гордыню, расписался в собственном бессилии, — приостановил уголовное дело за неустановлением виновного.