Семён Данилюк - Константинов крест [сборник]

Циридис хмыкнул.

— Завтра улетаю в Лондон на Сотсби. Но с девяти до одиннадцати буду в офисе. Если успеваете, предупрежу секретаршу.

— До встречи, — не дал ему передумать Заманский.

В девять утра, бросив машину у метро на окраине Москвы, Заманский добрался до Пушкинской.

— Вы — из Тулы? — уточнила пожилая секретарша и, игнорируя прочих дожидающихся приема, приоткрыла перед ним дверь.

Навстречу Заманскому поднялся облысевший пятидесятилетний грек с лохматыми нависающими кустами бровей. По застывшей маске доброжелательности на мясистом горбоносом лице было заметно: хозяин кабинета уже сожалеет о том, что согласился на встречу. Потому Заманский с места в карьер приступил к главному.

— Оказывается, фосфорные спички Плескачу уступил как раз Порехин, — объявил он. — Тот ему сказал, будто собирает коллекцию под заказ. Правда, сам Порехин уверен, что насчет коллекции Зиновий придумал для отвода глаз. Но и в разговоре с сыном Зиновий упоминал о каком-то крупном заказе.

— Это что-то меняет? — бровяные кусты Циридиса сдвинулись в сплошной кустарник, выдав раздражение. — Или — само убийство всё-таки под сомнением?

Взгляд его выжидающе сверкнул.

— Да самоубийство, конечно, — неохотно признал Заманский. — Отравление белым фосфором без признаков насилия. Тут и обсуждать нечего. Но остается вопрос вопросов: почему? Одно дело человек заблаговременно готовится к уходу в мир иной. Совсем другое — если решение импульсивное. Разные мотивы. Я, правда, последний раз общался с Зиновием два месяца назад. Но даже тогда показалось, что он оживает. Видите, на заказ подрядился. И вдруг в одночасье всё порушил. Сын у него после смерти жены и вовсе свет в окошке был. Так даже записки не оставил.

Циридис как бы ненароком скользнул взглядом по напольным, в золоченом корпусе, часам.

— Положим, я и сам не верю в самоубийство из-за жены, — признался он. — Но раз Зиновий не оставил записки, значит, хотел, чтоб другие так думали. И не друзьям в этом ковыряться. — Он протянул руку для прощального рукопожатия.

Но не для того Заманский отмахал под двести километров, чтоб покорно убраться восвояси. Он придержал руку, пригнулся голова к голове.

— Пойми ты! Мы с Зиновием дружбаны с детства, — произнес он проникновенно. — Это ж всегда был жизнелюбивый сибарит. Всё прикидываю, как он сидит один в своем салоне, как пьет виски. Со спичками вприкусочку. И — не сходится! Только если решение внезапное. Но тогда к этому кто-то подтолкнул. Потому и важно разобраться, покупались ли спички для коллекции, а в порыве использовались как способ самоубийства, или изначально — чтоб свести счеты с жизнью.

— Нэ вижу разницы, — буркнул Циридис.

— Разница пресущественная. Чтоб человека на тот свет отправить, не обязательно пистолет к виску приставлять. Можно каким-то страшным известием оглоушить. Может, сидит где-то сейчас, стервец, да посмеивается своей ловкости. Неужто спустим?

Конечно, действуя в лоб, Заманский рисковал. Ведь сам Циридис мог оказаться той самой тайной причиной гибели Зиновия.

— Чем я-то могу?.. — Циридис с усилием высвободил ладонь.

— Не выходит из головы этот заказ. Лёвушка отцовских клиентов, кроме «самоварников», не знает. А вы в центре этого мира. Всё про всех знаете. Вас уважают, считаются.

Циридис остался бесстрастным. Но какой южанин равнодушен к лести? Щеки его заалели.

— Опись при вас? — он протянул руку, в которую Заманский вложил ксерокопию акта.

Они уселись в кресла у журнального столика.

Циридис, придавив двумя пальцами список, неспешно двинулся вниз по тексту. Затем раскрепил листы, разложил перед собой. Подключились другие пальцы на обеих руках, и он уже принялся перебирать ими, перебегая с листа на листок, будто наигрывающий гамму пианист. Темп всё ускорялся. И по тому, как бегло перемещались пальцы с букинистических книг на бронзу, с картин на фарфор, с монет на иконы, с часов на царские ордена, Заманский увидел, что, во-первых, с салоном Плескача хозяин прекрасно знаком; во-вторых, перепрыгивая вроде бессистемно от одной номенклатуры к другой, нацеленно ищет подтверждение какой-то своей догадке.

Не долистав до конца, Циридис принялся озабоченно выбивать чечетку подушечками пальцев. Брови сдвинулись, лицо побагровело. Хитроумный грек нашел разгадку, — понял Заманский, — и разгадка эта его напугала. Теперь было важно, захочет ли ею поделиться.

— Что-то неприятное?

Циридис задумчиво кивнул. Медленно пожевал сочными губами.

— Если я прав, коллекцию Плескачу поручили собрать очень дорогую и очень… специфическую. Подобные коллекционеры — тоже надо понимать — люди закрытые.

Заманский недоуменно вскинул подбородок.

— Высокопоставленные из новых, — в голосе Циридиса, дотоле благодушном, пробурилось внезапное ожесточение. — Халявные деньги обрушились как лавина. У людей головы посносило. Не знают, куда распихать, чтоб подороже. Многие в антиквариат вкладываются. Но так, чтоб об этом никто не знал. Порядок цен в десятках миллионов. А это, попади в руки недруга, — существенный компромат. Они ж там меж собой, как в серпентарии. Захочет ли такой человек выйти из тени? А контакт — это всегда опасность… Так что неудачный вопрос дорого стоит. Бывает, и жизни.

— Я не боюсь! — заверил Заманский.

Циридис поморщился:

— С вас-то что за спрос? В ответе кто свел.

Страх его навел Заманского на новую мысль.

— Полагаете, что-то могло не заладиться с заказом, и Зиновий из-за этого?..

— Нэ утверждаю. Но если что-то пошло не так? Или о заказе кто-то ненужный пронюхал и надо спрятать концы?

— Вы прямо как о братках, — недоверчиво хмыкнул Заманский.

— С братками как раз проще, — холодно объяснился Циридис. — А здесь, если что втемяшится: задолжал — отвечай всем имуществом и всем коленом. Может, Зиновий таким путем сына из-под удара выводил?

Заманского перетряхнуло.

— Это я так — с перебором, — оборвал себя Циридис. — Но прощупать попробую. В память Зиновия. Конечно, такие вещи быстро не делаются. Не меньше недели для согласования потребуется. Это еще, если сумею до Лондона связаться. Так что… номерок оставьте.

На границе Тульской области Заманского догнал звонок.

— Виктор Григорьевич! — послышался женский голос. — Господин Циридис просит вас срочно подъехать. Он перенес вылет и будет ждать вас в офисе до семнадцати часов.

Еще не разъединившись, Заманский пересек сплошную полосу и, развернувшись на Москву, резко нажал на акселератор. Времени, чтоб успеть, оставалось всего ничего.

Он опоздал на полчаса, но Циридис дождался. Знакомым жестом пригласил за тот же столик, на сей раз накрытый. На стекле стояли ваза с фруктами и бутылка армянского коньяка.