Ирэн Фрэн - Клеопатра

Пришел день, и всадники отправились в путь через пустыню на своих великолепных конях, вместе с послом, который вез роскошный подарок. Что будет дальше, мог предсказать каждый: дары преподнесут римлянину, с обязательными в таких случаях изъявлениями преданности; между двумя формулами вежливости посол намекнет, что было бы очень любезно со стороны Помпея признать, наконец, легитимность египетского царя и убедить его друзей в сенате забыть о завещаниях Пузыря и Сына потаскухи; Помпей примет корону, не проронив ни слова, с легкой улыбкой удовлетворения, которая никогда не сходит с его лица — разве только в бою.

Однако все прекрасно знают, что он ничего не сделает, не произнесет ни словечка, чтобы защитить Флейтиста. Помпей сейчас, как никогда, близок к исполнению своей мечты: стать единовластным владыкой Востока и Запада. Чтобы достичь этой цели, ему остается лишь справиться с двумя другими римлянами. Но это будет непросто: первый из них, Марк Лициний Красе, которого называют Богатеем, столь же богат, сколь жаден, почему и получил такое прозвище; большую часть своего состояния он нажил во времена проскрипций. В приспешниках у него числится некий странный тип, военачальник Гай Юлий Цезарь — щеголь, но при этом сухарь; циник, гораздо более хитрый, чем двое других, прекрасно умеющий прятать свою игру до того момента, пока не сочтет нужным раскрыть свои планы. Цезарь скоро о них заявит, причем совершенно хладнокровно, не боясь высоких слов: он, оказывается, собирается повторить достижения Александра.

Неподражаемый город, узнав эту новость, буквально сотрясался от смеха: еще один! Что касается Помпея, то он, по крайней мере, не только разгромил парфян, но и завоевал добрую часть Востока. Но этот Цезарь, чем может он похвастаться? Тем, что в отрочестве был «маргариткой» [29] Мальчиком для утех (блатн.). царя Вифинии? Что велел распять на крестах банду пиратов? Что развелся со своей женой, потому что она оказалась замешанной в скандале и он боялся, как бы это не испортило его карьеру? Что заявил, как только его назначили великим понтификом, о своем неверии в загробную жизнь? Что любит красивых рабов? Что спит с женами своих друзей и своих врагов? Что соблазнил жену Помпея, а потом жену Красса и тем не менее сохранил хорошие отношения с обоими мужьями? Что, заботясь о своей внешности, чешется, когда чувствует зуд в голове — уже наполовину лысой, — одним пальцем? Что нашел для себя единственного цирюльника в Риме, умеющего брить клиента, не царапая ему кожу? Что ограбил несколько племен на западе Испании и потом повсюду рассказывал, будто видел Океан, задешево зарабатывая себе триумф? Грязная эпикурейская свинья! Он весь опутан долгами, а ведь ему почти сорок. Александр к тому времени, когда дошел до крайней границы мира, уже купался в золоте, и ему не было тридцати…

Юная царевна тоже смеялась бы вместе с жителями Александрии, смеялась бы во весь рот, показывая свои зубки, если бы сухое имя этого наглеца не звучало как имя самой смерти каждый раз, когда его произносил ее отец. В Риме, говорил Флейтист, у их страны нет худшего врага, чем Цезарь. Ведь именно Цезарь, вместе со вторым стервятником, Крассом, дважды хладнокровно предлагал сенату аннексировать Египет без всяких судебных исков.

Цезарь хочет завладеть Александрией, завладеть Нилом с его сокровищами, он сделает все, чтобы их получить, постоянно повторяет Флейтист дочери. Если мы не будем проявлять бдительность, он добьется своего, его амбиции не имеют пределов, с этой птицей нужно держать ухо востро. Он, эта бестия, феноменально образован, даже с избытком: знает все эллинские науки и искусства, хитрости и приемы; способен не хуже грека притворяться и льстить, лавировать и прибегать к уверткам. Ему удается одурачивать даже плебеев — а между тем он прирожденный аристократ, хотя и невероятно ловкий. Он карьерист, для него все средства хороши — женщины, мужчины, но прежде всего деньги. Он еще хуже Помпея: потому что когда имеешь дело с Помпеем, то всегда, хотя он и жаден, остается некое поле для маневрирования — благодаря его безграничному тщеславию. Тогда как с Цезарем ничего сделать нельзя. Пытаясь угодить ему, ты просто теряешь время. Он с холодной улыбкой выслушивает лесть, потом протягивает лапу, чтобы получить что-то существенное, и подмазывать эту лапу можно до бесконечности — нужного результата все равно не дождешься.

Когда отец в своих неизменных жалобах доходил до этого пункта, Клеопатра взвивалась на дыбы, как необъезженная лошадка, от переполнявшей ее черной энергии, что нередко бывает с девочками ее возраста. В один миг она превращалась в Электру, Ифигению, Кассандру, Антигону — во всех мятежных героинь, которых знала по книгам. Чтобы Египет достался этим сквалыгам — да никогда! И потом, кажется, они такие уроды… Во всяком случае, так говорят евреи, бежавшие сюда из Иерусалима, — каких только гримас они не строят, чтобы изобразить Помпея, его вялый подбородок, его поросячьи глазки. Она сама никогда не видала римлян, но хорошо представляет себе этих грязных свиней. Для них нет места в Египте.

Да только как разделаться с ними? Время торопит, но вместе с тем оно будто остановилось. Вечный город, по-видимому, пока не намерен объявлять войну Неподражаемому городу. А Флейтист, со своей стороны, не имеет средств, чтобы набрать армию, которая сможет гарантировать безопасность его государства.

Иногда царь, в своем смятении, начинает как бы грезить вслух: а что, если римляне, наконец, передерутся друг с другом? У этого разбойника Цезаря слишком длинные зубы, он не захочет долго делить власть с Крассом и тем более с Помпеем, которого считает просто старым хрычом. При первом же удобном случае — будь то бунт плебеев, восстание рабов или даже небольшой хорошо подготовленный заговор — он наверняка захочет их уничтожить. Тогда Рим войдет в состояние кризиса и маленькую Италию будут сотрясать конвульсии гораздо более страшные, нежели те дворцовые перевороты, которые время от времени нарушают покой александрийцев.

Используй ожидание против ожидания, без конца повторяет Флейтист своей третьей дочке. Хитрость против хитрости. И, главное, знание против знания. Учись — не для того, чтобы убежать от своего времени, а чтобы его обмануть. Чтобы уметь защитить себя, когда придет подходящий момент. А если представится случай — и перейти в наступление.

Клеопатра подчиняется его воле. Ей даже не нужно прилагать для этого никаких усилий, достаточно просто отдаться на волю течения, которое ее несет. Это течение — ее кровь, кровь Лагидов. И ее тайная мечта: стать царицей; произнесенное по-гречески слово βασίλισσα , «царица», похоже на струящийся шелк.