Кузнецова Васильевна - Флотоводец

В последние годы он вел большую переписку, вызванную выходом его книг. Его ответы отличались сдержанностью, правдивостью, строгостью, когда затрагивали общественные проблемы. Мнение его всегда было определенным. Не знаю, всегда ли он был прав? Но эта черта свидетельствовала о силе и цельности его личности. Меня всегда, и особенно в последние его годы, поражало, как продуманно он говорил о жизни, с такой глубиной, печалью, мужеством, заставляющими подумать о самом себе — как ты живешь? «Скажу, как говорили в плохих прописях, — первая часть жизни всегда лучше второй части жизни, потому что первая всегда что-то обещает», — поговаривал он под конец. Его жизнь можно разделить на три части. Первая — лучшая — обещала многое. Вторая — положила на плечи сложные обязанности. Третья — самая трудная — ничего светлого не обещала. Но он прожил их честно и стойко.

Не согнулся. Не озлобился. Служа своему морскому делу, он продолжал работать деловито и самоотверженно день за днем, отдавая последние свои силы…

Он не знал, что пройдет еще 33 года, прежде чем ему будет возвращено высшее воинское звание, что сотни писем ветеранов, соратников и сослуживцев, а также обращения семьи в адрес высших партийных и государственных деятелей страны получат, наконец, положительный отклик. Это произойдет лишь в 1988 г., когда благодаря впервые за многие годы подготовленному по инициативе адмирала флота В.Н. Чернавина, официальному ходатайству Главного командования ВМФ был принят соответствующий Указ Президиума Верховного Совета СССР.

К сожалению, я нигде пока не прочла решения о признании совершенно необоснованными и несправедливыми обвинения, выдвигавшиеся против Николая Герасимовича в 1956 г., что давно и убедительно уже доказано. Надеюсь, военные моряки поймут меня и доведут дело до конца.

В феврале 1950 г. командующим 5-м флотом на Дальнем Востоке был назначен контр-адмирал Н.Г. Кузнецов, бывший тогда заместителем ГК ВДВ по флоту.

Так судьба подарила мне возможность работать под непосредственным руководством одного из самых выдающихся военных моряков нашего времени. Кроме того, он был и останется личностью, вызывающей всеобщий интерес. Так получилось, что высокий уровень его руководства стал и мерилом высоты руководителя. Он не допускал фамильярности, умело пользовался и не злоупотреблял предоставленной ему немалой властью. Он изъяснялся просто, четко, конкретно и доступно для всех. Не допускал сложностей, надуманности, «не напускал тумана». Особое его место в нашей памяти объясняется тем, что своей работой Николай Герасимович неутомимо поднимал престиж Военно-Морского Флота во всем и в своей профессиональной деятельности стал неким нравственным эталоном. Такие качества, такой талант даны немногим людям — их единицы. В те годы мне посчастливилось учиться и работать рядом с ним, быть его первым заместителем, что я и делал не без волнения.

С прибытием Кузнецова на флот сразу же упростились взаимоотношения и взаимодействие с главкомом и его штабом, не говоря уже про округа и армии. Если раньше каждый вопрос подолгу взвешивался, обсуждался, то сейчас все делалось легко и просто. Немного подумав, Николай Герасимович сразу же звонил именно туда, где непосредственно решалась проблема, причем в разговоре делал так, что вроде бы все были участниками этого решения вместе с ним. Говорил он в моем присутствии и с Малиновским, внешне соблюдая официальность, однако чувствовалось, что их связывает нечто гораздо большее, чем он показывает. Решались наиболее сложные вопросы. Но самым главным было то, что он имел выход и на военного министра A.M. Василевского и на Поскребышева.

Работал Н.Г. Кузнецов очень организованно. Прибывал на службу к 9.00. Заслушивал мой короткий доклад и те вопросы, которые я выносил на его решение, затем давал указания и, по сути дела, до вечернего доклада никого не дергал. Самое, пожалуй, сложное было определить круг вопросов, которые докладывать ему, а которые решать самим. Сразу выяснилось, что командующий четко дифференцирует все проблемы и себе берет вопросы крупные и сложные.

Принимая на себя ответственность по решению вопросов, Николай Герасимович всегда спрашивал мнение штаба и практически всегда соглашался с ним. Такой стиль работы командующего — действовать через штаб, опираться на него, очень импонировал всем нам, повышалась наша ответственность, мы понимали, что работаем не впустую и подвести командующего не имеем права.

К 17.30 я всегда был готов доложить командующему обо всем, что случилось за день. В 18.00, как бы ни было сложно, Николай Герасимович убывал из штаба, предоставляя нам возможность работать по своему плану. Оперативному дежурному он звонил редко, но мы знали, что при необходимости ему звонить можно в любое время. Этим мы были избавлены от мелочной опеки, действовали самостоятельно, проявляя больше творчества и инициативы.

Обстановка на театре в то время была сложной и практически не отличалась от предвоенной 1941 г. Шла война в Корее. Много сил приходилось затрачивать на поддержание соединений и частей флота в должной боевой готовности. То и дело нарушались наши воздушные границы, и мы не всегда успевали реагировать на это. Были пробелы в системе берегового наблюдения. Приходилось бдительно следить за всеми группировками американцев, особенно авианосными. При входе авианосцев в Японское море нам предписывалось поднимать свою авиацию. Кроме того, на флоте шло большое строительство ряда пунктов базирования, значительно расширялась и совершенствовалась инфраструктура театра. Реализовывалось то, что было задумано еще перед войной самим Николаем Герасимовичем Кузнецовым, Исаковым, и утверждалось на самом высоком уровне. Много дел было в Порт-Артуре, куда приходилось неоднократно летать.

Большое внимание мы уделяли подготовке сил к фактическим действиям на море, проводили много учении, стрельб, часто ходили в море. В такой обстановке Николай Герасимович нарушил указание Главного морского штаба по запрету артиллерийских стрельб главным калибром крейсеров. Это запрещение ввели несколько лет назад после тяжелого происшествия на крейсере «Молотов» Черноморского флота, когда в экстремальной ситуации во время пожара в одной из башен трюмный, предотвращая взрыв, затопил погреб и зарядное отделение. Погибли люди. Вывод, к сожалению, был один — запретить стрелять. Но корабли должны стрелять. Их подготовка у нас шла методично, целеустремленно и давала хорошие результаты. Москва, конечно, узнала потом, что мы нарушили запрет, готовился большой шум, зачастили на флот проверяющие, но в конце концов для нас и лично для Кузнецова все прошло безболезненно. Ну а дело от этого только выиграло.