Раиса Кузнецова - Курчатов ЖЗЛ

В письмах Веры Тагеевой проявились неожиданные, не увиденные никем ранее черты характера Курчатова, которые объясняют его поступки и линию поведения всей последующей жизни. Так, в июле 1921 года, заканчивая первый год учебы в университете, он уже раздумывает, по какой дороге идти, склоняется даже в сторону метафизики и теологии [39] Курчатов в жизни. С. 87. . Он объявил себя последователем Шопенгауэра. В его характере ярко просматривается поэтическая струнка [40] Там же. С. 83. . От него исходят бодрость, вера в лучшую жизнь и в себя, любовь к Родине, к русским людям. «Игорь, Вы единственный среди тысяч, — пишет девушка, — я смеялась от радости, что не все люди обратились в вялое желе или разочарованные тряпки» [41] Там же. .

В другом письме она замечает, что он из тех, «кто может ковать свое счастье» [42] Там же. . Рассказывая о красоте ночного моря в Феодосии, девушка делится с ним своей мечтой о морских плаваниях, ибо моряки «имеют мистическую связь с морем, они широки и безбрежны, так же, как само море, в борьбе с которым делаются неустрашимыми и закаленными» [43] АРНЦ. Ф. 2. Личный фонд И. В. Курчатова. Музейное собрание. Оп. 1.Д. 1. 1. . Не тогда ли родилась у Курчатова мечта строить корабли? Тяга к морю осталась у него на многие годы, о чем свидетельствует его письмо жене из Севастополя в 1941 году: «Когда кончится война, к прежней жизни не вернусь, уйду в моряки» [44] Там же. Д. 5. 1; Курчатов в жизни. С. 101. . Что касается Веры Тагеевой, то она в 1926 году вышла замуж за представителя знаменитой научной семьи Владимира Вениаминовича Семенова-Тян-Шанского, теоретика кораблестроения, хотя бы таким образом связав свою жизнь с морем. Вера Викторовна прожила долгую жизнь и умерла в 1993 году в Санкт-Петербурге.

В начале 1920-х годов, ничего еще не зная о будущем, Вера была романтически влюблена в юного мечтателя из Крыма. Она писала ему: «Вы один из очень, очень немногих настоящих людей… вижу Вас опять откровенным, правдивым, с огнем в душе, который так редок в людях… Ваша отрешенность от сует этой жизни восхищает меня… уходя в науку, Вы собираете такие духовные силы, которые никогда не даст Вам жизнь». И далее: «Вы единственный человек, которого не тронула наша современщина и который сохраняет и сохранит чистую душу» [45] АРНЦ. Ф. 2. Личный фонд И. В. Курчатова. Музейное собрание. Оп. 1.Д. 5. 1. .

Она советует ему поступить в технический вуз учиться на инженера. Напоминает, в каких сумрачных тонах он рисовал ей свое будущее. «У меня остался образ серьезный, даже строгий, с большой бородой, в кабинете с темной мебелью и со спущенными шторами», — пророчески писала Вера Игорю из Петрограда 22 июня 1923 года [46] Там же. Д. 1. 1.Л. 12–13. .

Вера удивительно точно оценивает, буквально предсказывает картины его будущего, потрясающим образом совпавшие с событиями в жизни ученого. Проникновенные письма девушки — верный, правдивый источник, в них раскрыты душевные чувства первой любви юных Игоря Курчатова и Веры Тагеевой. И пусть читатель, прочтя их, составит свое личное мнение о том, каким было их время — такое непростое и счастливое, несмотря ни на что; каким был Игорь Курчатов, когда вступал в самостоятельную взрослую жизнь.

№ 1

«Феодосия, 3 июля [1921 г.]

Игорь! Вчера пришло Ваше письмо, и я была ему очень рада. Счастливец Вы. Жить в поэтичном шалаше среди фруктовых садов и наслаждаться тишиной и отдыхом большое счастье после такой многотрудной зимы. Я даже немного завидую Вам. А я сейчас сидела на солнышке в моем любимом кресле и курила с наслаждением, благо мамы нет дома. Сегодня мы проводили нашего милого дядюшку в Москву, а потом и в Петроград. Я теперь снова полна веры в то, что мы этой осенью покончим с нашим изгнанием в Крыму. Недавно у меня был период ужасного упадка, я с головой ушла в самый отчаянный пессимизм. Приехала моя подруга из Москвы и много рассказывала мне о том, какая там идет жизнь. Я пришла в ужас, поняв, что от революции, как от идейного движения вперед, ничего не осталось и что люди везде и всегда подлые воры, трусы и жуткие животные. Я даже не хотела ехать на север, не все ли равно, где любоваться людской подлостью, здесь или там. Да и кроме того были и другие причины для моего грустного настроения. Но теперь упадок духа прошел, я как-то смотрю мимо всего того, что так угнетает и обескрыливает меня, и верю в хорошее будущее. Итак, осенью мы едем в Петроград, и чем ближе Дима к Петрограду, тем скорее настанет момент нашего отъезда.

Что же сказать Вам о моей здешней жизни? Прежде всего, я бесконечно рада, что дома. Дома мне хорошо. Конечно, со многим я не соглашаюсь, многое меня даже угнетает. Но есть одно главное и побеждающее все мелочи, что я теперь, после симферопольской жизни, так остро чувствую, что меня радует, дает силы и бодрость, — это чувство и сознание того, что живешь среди людей, которых связывает крепко взаимная любовь, внимание и чуткость друг к другу. Настоящую любовь, которая только укрепляется и выявляется ярче в тяжелые дни, это дает мне семья. И если раньше, живя всегда дома, я и не замечала и не думала об этом, то теперь, так стосковавшись и измучившись без дома в Симферополе, я все время чувствую себя здесь умиленной и очарованной и сама бесконечно люблю мою маму, сестер и брата Диму. Я занимаюсь хозяйством, что на полдня делает меня злою и всем недовольною, а потом гуляю, купаюсь, немного читаю или ничего не делаю, мечтательно смотрю на небо, качаясь в качалке, или беседую с сестрою. Она удивительно понимает меня, а я ее, потому что у нас масса общих черт в характерах. И, пожалуй, в сущности, хоть она и сестра, она мне самый близкий друг. Мы понимаем друг друга с полуслова, иногда по взгляду. Есть у нас только одно разное. Мне моя жизнь этой зимой дала более примиряющее и прощающее отношение к людям и, пожалуй, более широкие взгляды в некоторых областях, а Надя судит резко и поэтому иногда слепа, и к людям относится сверху вниз, так, что мне иногда больно. Мне бы хотелось, чтобы Вы увидели мою сестру, и интересно, какое бы впечатление она произвела бы на Вас. Настроения сменяются как облака в небе, а мечты уносят в даль и почти всегда очень туманную и неясную, но прекрасную. Сейчас из нижнего этажа доносятся звуки рояля. Солнце уже зашло и небо по-летнему серовато-голубое. Все окна открыты, и кругом с щебетом летают ласточки. Боже мой, сколько прекрасного есть в жизни. Забудем про гадких людей и их дела. Пусть сияет звезда радости и красоты. Я сейчас так верю в хорошее и в свою счастливую звезду. Хотя бы это было всю жизнь так.

Вы пишете о переломе в Вашем миропонимании, о том, что Вы склоняетесь в сторону метафизики и теологии и боитесь, что это регресс. Мне думается, что как положительные науки, так и отвлеченные рассуждения метафизики ведут к одной цели, оба эти движения исходят из нашего разума и разными путями идут к одному. Может быть, настанет момент, когда обе эти волны сольются в одну и никаких противоречий не будет между ними. Каждый человек выбирает себе ту или иную дорогу в зависимости от его индивидуальности и движется вперед с одной или с другой волной. Вы находите удовлетворение в области отвлеченного мышления и вполне естественно, что Вы должны идти по этой дороге, и никогда это не будет регрессом. Рассуждения положительной науки о духовной нашей жизни кажутся мне ужасно грубыми, обидными и всегда наводят на меня тоску, но я не могу утверждать, что это неправда. Я не знаю этого, а они, в сущности, ведь интересны, открывают много нового и, возможно, что я отношусь к ним с таким отвращением просто потому, что эта область слишком нова для меня и говорит она языком прямым и точным. Вы знаете, Игорь, Дима на прощание мне сделал строгий выговор, да притом еще в такой прямой и резкой форме, что я чуть не расплакалась от обиды и, главное, от сознания, что он совершенно прав. Диме непременно хочется, чтобы я изучала математику. Когда я…» (дальнейший текст утрачен).