Леонид Жолудев - Стальная эскадрилья

Это было потрясающее зрелище. Страшная боль сдавила сердце, ведь многие, а скорее большинство, из летных экипажей уже перешагнули рубеж вероятности остаться в живых. Однако ни один из них не свернул с боевого курса, они до конца выполнили свой долг.

Нет ничего более ошибочного, чем представлять летчиков этакими бодрячками, которым-де все нипочем. Эпизоды, подобные описанному выше, тяжелым моральным грузом ложились не только на новичков, но и на опытных воздушных бойцов. Каждый боевой вылет на Либаву стал своего рода суровой проверкой морально-волевых качеств летного состава. Правда, никто не жаловался на трудности, не пытался спрятаться за спину товарища, отсидеться на земле. Но были заметны напряжение и внутренняя тревога членов экипажей при подготовке к таким вылетам. Единственный приемлемый выход из положения я видел в том, чтобы до предела загружать летный состав выполнением своих нелегких обязанностей. Практически это выглядело следующим образом.

Получив приказ о нанесении бомбового удара по порту Либава, я строго рассчитывал время от постановки задачи до момента сброса бомб. На постановку задачи эскадрилье затрачивалось всего 5-6 минут, так как маршрут, на прокладку которого в обычных условиях уходило больше всего времени, был постоянным. Уточнялись только боевой порядок и высота полета. После коротких указаний сразу же подавалась команда "По самолетам!". Выруливание и взлет проводились в высоком темпе. В воздухе, если после набора высоты оставалось время, приходилось маневрировать, создавая определенные трудности для ведомых, с тем чтобы отвлечь их внимание от раздумий о возможных последствиях боевого вылета.

При подходе к Либаве, едва впереди вставала стена заградительного зенитного огня, эскадрилья энергичным разворотом, также требующим от ведомых большого внимания и полного напряжения сил, выводилась на короткий боевой курс. Сбросив бомбы, сразу выполняли отвечающий обстановке противозенитный маневр. И если удавалось найти "щель" в заградительном огне, то, собравшись в плотный боевой порядок, мы устремлялись в нее. Если же такой "щели" не было, я подавал сигнал на размыкание, после чего экипажи, увеличив дистанции и интервалы, шли напрямую, на повышенных скоростях, преодолевая опасную зону, и сразу же вновь собирались в плотный боевой порядок, готовые, к отражению атак истребителей.

Наступил новый, 1945 год. По-прежнему весьма сложная метеорологическая обстановка сковывала действия авиации. Низкая облачность и частые осадки затрудняли вылеты. Систематические вынужденные перерывы в боевой работе отрицательно сказывались на настроении летного состава. Ведь регулярные, ежедневные вылеты позволяют не только поддерживать и развивать летные навыки, но и способствуют моральной натренированности воздушных бойцов. А после большого перерыва входишь в зону сильного огня зенитной артиллерии или атак вражеских истребителей с таким ощущением, будто без достаточной тренировки медленно погружаешься в холодную воду.

Нельзя было теперь использовать свободное время и для ввода в строй молодых экипажей - в эскадрилье таких просто не было. Все ведомые имели основательную подготовку и могли наносить бомбовые удары как с горизонтального полета, так и с пикирования, как одиночно, так и в группе. Пикирование же звеньями считалось тогда показателем весьма высокого боевого мастерства.

Но вот к середине января погода несколько улучшилась, и мы вновь нанесли бомбовый удар по скоплению транспортов в порту Либава. А 13 января войска 3-го Белорусского фронта перешли в наступление в Восточной Пруссии. Поэтому приказ командования о содействии наземным частям в прорыве вражеской обороны был встречен с большим воодушевлением.

15-18 января нашему полку удалось выполнить несколько сосредоточенных бомбовых ударов по населенным пунктам, подготовленным врагом к круговой обороне. Судя по аэрофотоснимкам, после нашей "обработки" два из них Шталупенин и Пилькаллен - перестали существовать. Войска фронта, прорвав сильную оборону, перенесли войну на вражескую территорию. Наши маршруты тоже удлинились на запад, протянулись к городу Гумбипену (ныне Черняховск), где воздушная разведка вскрыла крупное скопление неприятельских войск. Теперь, действуя над вражеской территорией, мы внимательнее осматривали пролетаемую местность. Бросалось в глаза безлюдье. Тогда мы еще не знали, что немецкое население под влиянием геббельсовской пропаганды и под угрозой расстрела покидало села и города, уходило вместе с отступавшими войсками.

В конце января наши бомбардировочные удары были перенесены на район Кенигсберга. Советские войска методично продвигались вперед, обходя крупные насоленные пункты и узлы сопротивления. В одном из вылетов после удара по юго-восточной окраине Прусской крепости самолет Е. Петрова был снова подбит вражескими истребителями. Это произошло уже над расположением наших войск. Подав команду Носову вести группу на свой аэродром, я пристроился к Петрову. Сначала показалось, что машина ведомого горит, но, подойдя к пей почти вплотную, я убедился, что это не пожар, а масляно-бензиновая струя, бьющая из подбитого двигателя. Повреждение оказалось настолько серьезным, что вести самолет "по горизонту" Петрову не удалось - машина быстро теряла высоту, и вскоре летчик вынужден был посадить ее на перекопанном канавами огороде. Сделал он это просто мастерски, благополучно "вписал" внушительный по размерам бомбардировщик в немыслимо крошечный прямоугольник огорода. Я покружил над местом посадки, убедился, что экипаж невредим, и решил приземлиться на расположенном неподалеку аэродроме наших истребителей, чтобы вывезти экипаж Петрова на своем самолете.

Выяснив, чего ради мы к ним пожаловали, командир истребительного полка приказал выделить грузовую "полуторку", и вместе со штурманом Иваном Жмурко мы отправились за экипажем Петрова. Дорога была совершенно безлюдной. Гробовая тишина царила и в населенных пунктах. В одном из них мы остановили машину у большого скотного двора. В добротном, хорошо оборудованном строении валялось более сотни убитых коров. В других местах скотные дворы оказались сожженными вместе со всей живностью. Вот ведь как обернулась для фашистской Германии ее подлая "тактика выжженной земли"! Теперь захватчики жгли свое добро собственными руками.

...Экипаж Петрова застали еще на месте, хотя он собирался уже эвакуироваться. Вместе осмотрели поврежденный самолет и, убедившись, что ремонту он не подлежит, сняли наиболее ценное оборудование, вооружение, погрузили на машину и тем же путем вернулись на аэродром истребителей. Наступила ночь. Лететь на аэродром, не имеющий ночного старта, не было смысла. Поэтому разместились на ночлег в одном из покинутых хозяевами домов.