Олег Туманов - Подлинная «судьба резидента». Долгий путь на Родину

В конце нашего разговора Сергея опять вернулся к формальностям, надавил на то, что я кандидат партии и обязательно должен выполнять свой долг и что ОНИ мне полностью доверяют.

«Ты там не один. На этом невидимом фронте есть много фронтовиков. Никто не знает о них и их борьбе. Родина никогда не забудет вашего героизма».

…Его следующие наставления я слушал вполуха. Потом мы попрощались.

На следующий день меня вызвали к директору приемной комиссии Военно-политической академии и без особых объяснений отчислили от учебы. Мне вручили запечатанный конверт, в котором, по всей вероятности, была моя характеристика с перечислением всех моих прегрешений. Его мне следовало передать командиру корабля.

В тот же день Валентин отправился к директору приемной комиссии и доложил, что хочет прервать свою учебу. Очень странно, что его также отчислили без особых проблем. В Москве наши пути навсегда разошлись. Он отправился Транссибирским экспрессом на Дальний Восток, а я направился поездом на восток в сторону Калининграда. В середине сентября на опорном пункте, где бросил якорь наш эсминец, началось оживление. Корабль дополна заправили топливом и зарядили снаряды. Трюмы заполнили немереным количеством картофеля, тушенки, сахара, кофе и чая. Опытные моряки сразу обратили внимание, что мы отправляемся в море в долгий путь. До этого мы не плыли дальше Балтийского моря.

Вероятно, я был единственным моряком в экипаже, кто знал, куда отправится «Справедливый». Но я молчал.

На корабль прибыл специальный офицер из штаб-квартиры опорного пункта, ввиду чего также можно было сделать вывод, что вскоре мы отправимся в дальний путь. Этот офицер так называемого особого отдела вооруженных сил 3-го управления КГБ отвечал за вопросы контрразведки. Он не тратил время зря. Тайком к нему в каюту шли матросы, которых он счел благонадежными, где он проводил с ними секретные беседы. Меня он также причислил к этому списку потенциальных стукачей, напоминая, что как комсорг и кандидат в КПСС, я обязан докладывать ему обо всем, что мне покажется подозрительным.

«Так точно, все будет сделано», — пообещал я ему.

За три дня до отплытия командир отдал приказ: «В составе объединенной эскадры Балтийского, Черноморского и Северного флотов — мы уплываем выполнять боевые задания в Средиземное море».

В данный момент советский военный флот начал реализацию доктрины адмирала Горчакова, в основе которой лежало активное противостояние военному флоту США. До этого американцы безгранично владели Мировым океаном, а наши боевые корабли передвигались у берега только перед своими опорными пунктами. Теперь, вследствие укрепления флота, он бросал вызов американским авианосцам и подводным лодкам.

Средиземное море стало одним из тех регионов, где конфронтация приняла особо острую форму, и опасная игра в «кошки-мышки» не утихала ни на секунду.

В августе 1965-го американцы впервые заметили, что более не контролируют сами этот важный регион. В водном киле их 6-го флота постоянно находилась наша соединенная эскадра: крейсер «Свердлов», два эсминца, две подводные лодки и сопроводительный корабль. На мой взгляд, задача эскадры состояла главным образом в том, чтобы демонстрировать свое присутствие. Таким образом Кремль хотел заставить Белый Дом и всех остальных, кто это игнорировал, признать советскую военную мощь.

Американцы, как можно было судить из их поведения, были несколько озабочены таким новым положением дел. Над нами постоянно кружили их самолеты-разведчики типа «Нептун». Командиры их кораблей явно нервничали. Наши командиры также постоянно беспокоились. Но дело доходило и до курьезов.

Я помню, как американский самолет сбросил буй-зонд для наблюдения за подводной лодкой. Буй упал в воду примерно в ста пятидесяти метрах от нашего эсминца. Это вызвало серьезную дискуссию на командном мостике. Командир приказал первому помощнику немедленно спустить на воду шлюпку и захватить буй. Но тут один из офицеров выразил подозрение, что буй, возможно, оснащен взрывным устройством, которое разорвется при соприкосновении со шлюпкой. Первый помощник побледнел, испуганно, с мольбой в глазах глядя в лицо командира. Но тот — породистый и весьма своенравный человек, вопреки всем предписаниям, обычно находясь на палубе в шортах, тельняшке и фуражке — кинул тяжелый взгляд на первого помощника и приказал выполнять приказ.

Буй без труда подняли из воды и доставили на командный мостик. Я смог прочесть по-английски, которым немного владел: «Собственность армии США».

«Был собственностью», — с сарказмом добавил командир, погрозив кулаком самолету, кружившему над нами. «Теперь это собственность победоносного военного флота Советского Союза».

Затем он отправил нецензурные пожелания в адрес американцев словами, выразившись фразами, которые обожгли даже не совсем нежные уши испытанных моряков.

Тут внезапно появился офицер радиосвязи и сконфуженно произнес: «Товарищ командир, ваш голос в эфире. Вас слышат везде».

Буй был оснащен подводным прослушивающим устройством и микрофон громко передавал весь диалог. Разъяренный командир приказал вернуть буй в воду, но, немного успокоив нервы, отдал приказ отправить его на склад нижнего трюма.

В начале ноября мы дрейфовали где-то в Средиземном море. Командир отдал приказ красить корабль. Что бы это вновь значило? Проверки и парады в ближайшее время не предвиделись. Опытные моряки предположили, что мы, возможно, войдем в иностранный порт. Этот слух вызвал всеобщее волнение, так как означал, что некоторых моряков советского военного флота пустят сойти на сушу. Это равнялось приключению всей жизни, возможностью на хоть один день соприкоснуться с иным миром, знакомым нам только из книг и газет. Обрисованный нашей пропагандой самыми темными красками мир, тем не менее, обладал необычной притягательной силой для всех наших комсомольцев и коммунистов. Те, кто служил во флоте подольше, мечтали вслух: «Если нас пустят на берег, обязательно запасемся сувенирами — зажигалками, шариковыми ручками, значками и жевательной резинкой».

Естественно, это было бы пределом самых смелых мечтаний.

Мы тщательно покрасили в три слоя и надраили дочиста корабль. Затем мы подняли якорь и, по всей видимости, поплыли в сторону Египта. «В Александрию», — перешептывались взволнованно знатоки. Но Египет никак не входил в мои планы. Что, если у НИХ что-то поменялось?

Но мои опасения оказались напрасными. Нам приказали провести совместные учения с египетским флотом, взяв кое-кого из египтян на борт.

На следующие утро мы увидели первый корабль. Это был эсминец английского производства тридцатых годов. Дыму было столько, что корабль было видно задолго до его появления на горизонте. Мы подготовили египетским друзьям сердечный прием. Офицерский банкет проходил на крейсере «Свердлов», а «Справедливый» принимал матросов. Нам приказали надеть парадную форму. Шеф-кок приготовил праздничные блюда, но без конфузов все же не обошлось. Наши гости категорически отказались от всех горячих блюд со свининой. Мы и не полагали, что глубоко оскорбляем мусульман, предлагая им свинину. Нам нелегко было исправить это обидное недоразумение.