Олег Туманов - Подлинная «судьба резидента». Долгий путь на Родину

Мое возвращение держали в таком секрете, будто вскоре я должен вернуться обратно. В аэропорте Шенефельд «старик» вместе со мной занял места в салоне первого класса самолета «Аэрофлот», прежде чем другие пассажиры поднялись на борт. Затем салон отделили от остальных пассажиров тяжелой занавеской. Когда наземный представитель «Аэрофлота» в Берлине наивно спросил «старика», на какую организацию зарегистрировать багаж, тот окинул его таким сокрушительным взглядом, что у несчастного исчерпались все лишние вопросы. «Пишите, что считаете нужным», — пробурчал он недовольно …

«Старик» явно был не в духе. Позже я узнал причину. Генерал не переносил полетов. Но уже в воздухе он выпил две рюмки коньяка и ему стало лучше. В Москве мы последними покинули самолет, когда автобус с другими пассажирами отъехал. Пограничник сопровождал нас в серую «Волгу» у самого трапа. Мы сели в машину, «старик» рядом с водителем и поехали.

Я был дома. Не для короткого визита, не как иностранный гость, а как гражданин страны и коренной москвич. Но почему меня не одолевало чувство счастья? Может, потому, что игра продолжалась, и я не мог жить нормальной жизнью советского гражданина? Меня разместили в служебной квартире КГБ, которую, как сказал «старик», я пока еще «не смогу покинуть». Меня охраняют круглые сутки, обеспечивая не только безопасность, но и контролируя мои телефонные звонки. Даже с братом я пока не могу встречаться.

Я опять был у себя дома, но был уже не тем матросом Тумановым, покинувшим в 1965 году Москву. Сюда вернулся другой человек. За моими плечами лежали два абсолютно разных и отдельных друг от друга отрезка жизни. Сейчас я начну третий. Каким он будет? Что он принесет мне? Одно пока было ясно: кто однажды решился на сотрудничество с разведкой, должен подчиниться правилам игры.

Мы поехали в один из микрорайонов Москвы, похожих своими стоящими рядом многоэтажными домами. Тут я никогда прежде не был. Все указывало на то, что этот колоссальный монотонный спальный район только что был выстроен. Жильцы сюда только въехали и еще не обжились. Моим первым временным жилищем была трехкомнатная квартира с мебелью. Кроме меня, там жили обязательная экономка Тамара и молодой человек по имени Гена, которого мне предоставили в целях личной безопасности. Видимо, Гена готовился к длительной зарубежной миссии в резидентуре, так как он часами расспрашивал меня о мельчайших подробностях жизни на Западе. Помимо этого, на объекте были смотрящие. Круглосуточно по обе стороны здания стояли две служебные машины с нарядами в три человека. Еще чаще они находились в особо оборудованном служебном помещении в пролете между нижними этажами и контролировали всех приходящих. Смена менялась каждые восемь часов.

Не могу сказать, насколько были необходимы такие меры предосторожности. Вряд ли коллеги из Мюнхена или Франкфурта попробуют вернуть меня обратно. Но кто знает? История разведок помнит и такие, казалось бы, немыслимые случаи. Искомых чекистами лиц возвращали из Западной Германии и Франции. Известно также, что британская контрразведка и США готовили тщательные планы похищения из Москвы члена известной кембриджской «группы пятерых», Дональда Маклина. Маклин длительное время работал на КГБ, и ему удалось незадолго до своего ареста бежать в СССР.

Планируя эту операцию, англичане воспользовались услугами специалистов для анализа сделанных со спутника фотографий московского района, где жил Маклин. Этот факт приводится в западных биографиях о «шпионе из Кембриджа». Ким Филби, проживший после побега через Бейрут в Москве еще двадцать пять лет, должен был смириться с тем, что рядом с ним всегда находился ответственный офицер безопасности.

Хотя в квартире уже был накрыт стол, «старик» попросил меня еще немного пригасить мой аппетит. Сам он сразу уехал. Вскоре прибыла медкомиссия из шести человек с разными аппаратами и пробирками. «Не беспокойтесь, — предупредил меня их главный, — нам только необходимо проверить ваше общее состояние здоровья». Одну из комнат тут же переоборудовали в медицинскую палату. Я оказывал врачам слабое сопротивление, но мое согласие их мало беспокоило. У них было поручение, которое они должны были выполнять. Спустя час медкомиссия завершила свою работу и, судя по всему, была довольна результатами. Врачи удалились, не приняв моего приглашения сесть за стол.

Тут есть еще одна деталь, о которой я хочу сказать. Офицер, сопровождавший нас из аэропорта в квартиру, увидев накрытый стол, заметил: «Олег Александрович, обращаю ваше внимание, что на столе нет крепких напитков. С этого момента пьем только пиво или минеральную воду. С водкой покончено». Тише едешь — дальше будешь, подумал я про себя. Посмотрим, сколько сами продержитесь. Сам я и не думал менять своих старых привычек, о чем заявил без всяких раздумий своему новому знакомому.

Уже в первые дни после своего приезда в Москву «старик» и какие-то другие руководители объявили мне, что придется выступить с пресс-конференцией в МИД.

«Вы объявите нашим и зарубежным журналистам правду о “Радио Свобода” и сообщите, насколько тесно радиостанция связана со службами разведки США, разжигая холодную войну. Вы назовете конкретные имена и факты. Это будет сенсацией».

Сенсацией? Честно говоря, эти мысли не вызвали у меня ни малейшей радости. Одно дело — в качестве тайного агента передавать информацию о людях, которых считаешь врагами собственной страны. Но совсем другое — читать доклады собравшейся публике. Я знал, что журналисты не поверят ни одному моему слову и будут требовать доказательств. Я никогда не чувствовал себя уверенным перед широкой публикой, так как у меня не было прежде подобного опыта. Похоже, что эта пресс-конференция выльется в болезненную конфронтацию. Но меня еще больше тревожило другое.

Подробности этого предстоящего спектакля для прессы явно диктовались совсем «сверху», т. е. высшим партийным и государственным руководством. Как себе КГБ представлял, я должен был выступить перед журналистами в качестве разведчика, то есть говорить о своей миссии. Но внезапно вмешался Председатель Президиума Верховного Совета СССР Андрей Громыко, формально располагавший самым высоким положением в стране. На международной арене он больше известен как министр иностранных дел, которого пресса из-за его постоянных отрицаний назвала Мистер «Нет». Внимательно ознакомившись на Лубянке с подготовленным сценарием пресс-конференции, Громыко решительно отказался от моего выступления в качестве разведчика и хмуро объявил председателю КГБ: «У нас нет, и никогда не было разведки… Эта тема больше не подлежит обсуждению».