Андрей Загорцев - Отряд «Холуай». Из жизни моряков-разведчиков Тихоокеанского флота

— Слышь, баклан, что ты пятишься, как краб, сюда иди, — зашипели на меня уже в два голоса.

Но на этот раз провидение спасло меня, появился дежурный по части, которого наш командир попросил за нами присмотреть. Пришлось строиться, считаться, сбегали за Федосовым, целый час, стоя в строю, отжимались, минут сорок прыгали на шконки, потом марафетили кубрик и палубу и снова отбивались. Когда дежурный ушёл, сил ни у кого уже не осталось, как я понял, разборки со мной отодвинулись на недалекое будущее.

А с утра пришёл хмельной командир группы, и мы бежали очень долго и далеко. Потом бежали по пояс в воде и уже возле казармы, на площадке для отработки приемов рукопашного боя, построились в три шеренги и начали откатывать обязательные комплексы РБ-1. Потом отрабатывали какую-то несложную связку из ударов, которую показал командир. А потом всех посадили полукругом, и командир предложил нам поспарринговаться. И тут после первого короткого боя меня осенило. Командир сам выдергивает кого-либо из круга и приглашает желающих сразиться. Я до поры сидел смирно, а когда капитан-лейтенант выдернул одного из вчерашних матросов, пытавшихся меня напрячь, я, недолго думая, выскочил в песочный круг.

— Итааак, — заорал капитан, — «сапог» против «Киева»… внимание… бой!

Мой соперник даже ухмыльнуться не успел, я сделал то, что сделал с Климом в учебке, со всей дури и ненависти под максимально острым углом, чтобы за один раз. Попал, попал шнуровкой ботинка в бедро. И сразу, не останавливаясь, чуть переместив ноги, второй раз со всей дури. Но второго раза и не потребовалось, второй удар пришёлся в плечо и откинул моего соперника в сторону. На площадке стало тихо.

— Ты что творишь, — удивлённо сказал командир, — а если бы ты сейчас ему в голову попал?! Ты бы его убил!

Я как можно очаровательней улыбнулся, стараясь не скорчить гримасу от боли в саднившем подъеме голени.

— Товарищ капитан-лейтенант, разрешите, я сам выберу из круга, — пошёл я «ва-банк».

— А надо ли? — засомневался командир, потом махнул рукой: — Давай, только осторожней, вполсилы, что ли…

— Так я сейчас в одну треть бил, — нагло соврал я и кивнул второму вчерашнему обидчику, — выходи…

Все в группе молчали и тихо смотрели на побледневшего матроса. Сегодня про этот случай будет знать половина части. У других матросов здесь земляков хватает. У меня пока ни одного. Хотя, по слухам, есть несколько, но познакомиться с ними с бешеным ритмом занятий так и не удалось, да и захотели бы они со мной знакомиться? Так что поддержать меня пока некому. Как Конкин когда-то говорил: «Если матрос опустился, то его уже никто не подымет, кроме него самого». А тут опускаться как-то неохота. Будем рисковать. Надеюсь, мой единственно натренированный удар уже произвел какое-то впечатление.

— Ну что, зайчик, попрыгаем, — дивясь своей наглости, громко сказал я и встал в стойку, которую подсмотрел у кого-то на соревнованиях в учебке.

Матросы все как один заржали и начали подбадривать соперника хлопками и улюлюканьем.

— Бой, — крикнул каплей.

Я прыгнул к сопернику и не успел ничего сделать — он отпрыгнул от меня, запутался в ногах и, упав на спину, начал закрывать живот и лицо руками. Дальше продолжать смысла не было.

Никто мне ничего потом так и не сказал. А на следующий день, на топографии при хождении по азимуту по контрольным точкам на время, меня назначили старшим двух пар. Первая пара — я и старшина второй статьи Федосов, вторая пара — мои вчерашние соперники.

Почему назначили не Федоса, а меня, было и так ясно. Ну а этих двух ко мне сунули для проверки характера, что ли. Когда первая четверка убежала, мы еще стояли на месте. Я крутил карту и считал дирекционные и магнитные углы. Федос начал меня поторапливать:

— Давай, побежали, не менжуйся, первая четверка по старой электролинии побежала, нормальный ориентир, прямо до первой точки добежим…

— Не, не добежим, у меня в карточке азимут другой. Линия — она сперва по азимуту, а потом к востоку уходит. Если по ней идти, в другую сторону уйдём, сейчас чуть осталось, ориентиры на местности намечу.

— Б…я, да ты в кого такой-то, а? Первая четверка уже, наверно, на точке, а мы тут все стоим.

Я не придал его словам значения и продолжал считать. Ага, а если мы полезем на сопку, а потом резко заберем на восток, ориентир — старый тригонометрический пункт, то значительно срежем.

— За мной, — наконец скомандовал я, и мы побежали совсем в другую сторону. Вчерашние соперники мои молчали, Федос тихо матерился, шуруя за мной в сопку.

Залезли, так, где тригопункт? Несколько градусов на восток по компасу, должен быть совсем рядом. Вот он стоит, родимый, ржавеет. Теперь от него — прямо вниз. И мы покатились вниз под горку через заросли густого кустарника и вылетели прямо на сидящего на пеньке Поповских.

Каплей мирно попивал чаек из термоса и лениво распекал матроса-радиотелеграфиста, разворачивающего антенну «диполь».

— Ох ты, елки, ох ты, палки, кто-то к нам пришёл, — ненатурально возрадовался он и, отхлебнув чаю, рыкнул, — а ну-ка, как положено, представься!

— Товарищ капитан-лейтенант, подгруппа номер два прибыла на первую контрольную точку, — отрапортовал я и протянул карточку-задание для отметки.

— Нормально, вовремя уложились, доложись по связи на вторую контрольную точку и вперед. Кстати, вы первую подгруппу не встречали?

Федос улыбнулся, словно сытый котяра:

— Не, не встречали, товарищ каплейт, они по электролинии пошли, заблукали, наверно.

— Наверно, и так, по связи докладывают, что вот подойдут, да что-то не видно. А вы молчали всю дорогу, думал: вы первые выйдете, помощь попросите.

— Нее, у нас все пучком, — ответил ухмыляющийся старшина второй статьи и протянул мне головные телефоны станции, спаренные с микрофоном.

Я вышел на связь со второй точкой, зачитал контрольную группу цифр, которую мне записал на карточке командир, получил подтверждение и новый азимут.

Минуты три сидел, разбирался с картой. Меня уже никто не торопил.

На этот раз шли дольше, но пришли все равно первые. На вечернем разборе занятий меня не похвалили, но назначили в пару с Федосовым. Старшина довольно хлопнул меня по плечу. На следующих занятиях мы работали уже со старшиной в паре. Мои недруги больше никакого интереса ко мне не проявляли. Одному из них пришла посылка, и, на мое удивление, меня одарили пачкой весьма вкусного печенья и небольшим кусочком сырокопченой колбасы. Ну что же, надеюсь, инцидент исчерпан. Впоследствии мы очень крепко сдружились и как-то раз попали все втроём под такую раздачу от старшего призыва, что «мама не горюй». Отбиваться не имело смысла, ибо попали по собственной глупости и от щенячьего любопытства, тут уж винить надо самих себя. В общем, мы продолжали слаживаться и заниматься. Плотным потоком пошли занятия по воздушно-десантной подготовке, и мы днями напролёт занимались укладкой куполов и висели в стапелях на воздушно-десантном городке, отрабатывая наземные элементы и действия парашютиста в воздухе и при приземлении. Одна из групп нашей части куда-то исчезла, как мне по большому секрету поведал Федос, группа ушла на БэДэ, (боевое дежурство). Куда и зачем — известно только большому флотскому начальству. Как я выяснил в процессе службы, не все роты в нашем разведпункте были одинаковые. Моя первая и вторая рота были спецназовскими, а третья рота была рота минеров-подводников. Ребята там служили очень серьезные, ни одного молодого — все «старые». Подготовка у них была намного сложнее: больше водолазных спусков, каких-то специальных дисциплин, минно-подрывного дела, так здесь называлась инженерная подготовка. Матросы третьей роты всегда держались чуть особняком, группы были постоянно задействованы на какие-то учения и дежурства. В роте минёров служило очень много матросов и старшин-сверхсрочников. Этакие матерые усатые дядьки — такой перешагнет тебя и не заметит, сам себе на уме. Ох, и опасные они, эти матросы из третьей роты. Есть еще связисты и обеспеченцы — всякие там водители, кислородщики, экипажи катеров и учебного судна. Эти вообще не поймешь, чем занимаются. Наконец-то мы выехали на прыжки.