Иван Серов - Записки из чемодана

Он, смотрю, надулся. Я ему говорю, что если бы я их не задержал, то они бы на нашу записку об арестованных наших офицерах и до сих пор не ответили. А сейчас они и ума наберутся и поймут, что нельзя нас зря трогать. Он подписал записку и сказал, чтобы не тянул с передачей остальных.

В общем, через неделю сообщили, что нашлись и остальные 6 человек, после того, как наши прибыли из Франкфурта-на-Майне. Вот так мы с союзничками и расквитались.

Я смотрю на них, на их работу, уж очень они похожи на немцев. То же нахальство, то же высокомерие, только храбрости мало. Немцы похрабрее.

На днях был такой случай. Мне комендант Берлина генерал Котиков доложил, что на железнодорожном вокзале американцы застрелили нашего солдата. Деталей он не знает.

Я быстро вызвал машину, и с Фомичевым поехали. Дело было в 9 часов вечера. Приехал к коменданту американскою сектора Берлина.

Вхожу в помещение, там сидят (в первой комнате) 4 солдата. Американцы встали. Прохожу дальше, в комнату коменданта, там за столом сидит американский капитан, а у него на коленях — немка. Другой офицер тут же разговаривает по телефону.

Я вошел, офицеры не встали. Я крикнул на них: «Встать, видите, советский генерал вошел!» Они вскочили.

Я стал спрашивать, по-русски не знают. Ну, я к этому времени знал несколько слов по-английски, спросил, где комендант, он оказался дома. Это дежурные офицеры. Комендант отдыхает. О происшествии на вокзале им ничего неизвестно.

В общем, пока я 5–7 минут разговаривал и вышел из помещения, смотрю — около моей машины стоят два бронетранспортера с солдатами, а пулеметы приготовлены к бою, сняты чехлы. Радист сидит в башне и передает что-то по радио начальству. Я удивился быстроте действий, улыбнулся и уехал. На одного генерала и шофера сразу 2 бронемашины, вот это храбрецы.

В дальнейшем оказалось, что наш — дезертир (был в плену, затем его взяли в солдаты в нашу часть, он ушел из части и занимался воровством и бандитизмом). Таких, кстати, в первые дни капитуляции было много, десятками ловили и отправляли в СССР.

Так вот, этот дезертир зашел в один вагон с пассажирами, которые отправлялись в Западную Германию, крикнул пассажирам: «Руки вверх!», наставил на них какой-то пистолет и хотел обобрать пассажиров.

В вагоне были американцы, которые бросились на него. Он побежал, они его на платформе пристрелили. Совсем как в американском детективе. Ну, мы хоть для престижа и заявили протест, но ответных мероприятий не предпринимали. [350]

Позвонил Хрущев из Киева: «С разрешения хозяина скоро прилечу в Берлин». Он был председателем Совета Министров УССР. Я был все еще членом Политбюро ЦК Компартии Украины.

Разместил Хрущева в особняке, прикрепил автомашину и принял на довольствие. Он мне рассказал, что попросился у «хозяина» слетать в Германию и ознакомиться с сельским хозяйством, уровнем производства и т. д. Я, конечно, знал, что все прилетают к нам в Берлин из любопытства, тем более что есть возможность.

В большинстве случаев они ездили со Старченко*, это зампред Совмина, товарищ весом 130 кг, но по содержанию — хороший, скромный работник.

Хрущев рассказал, что на Украине Каганович — секретарь ЦК, т. е. на первых ролях, а Хрущев — председатель Совета Министров, сменивший Корниевца (правильно: Корнийца. — Прим. ред .). Видно было, что он недоволен второй ролью и поносил Кагановича, называя нахалом и другими именами [351].

Через несколько дней я сказал Хрущеву, что собираюсь в Тюрингию, он спросил, кто там командующий. Я назвал Чуйкова, тогда он выказал желание туда поехать. Я позвонил Чуйкову. Жизнь в штабах армии уже стабилизировалась, ну и, естественно, Чуйков, располагая возможностями, решил устроить нам обед с размахом человек на 30 [352].

Когда мы сели обедать, и я успел скушать первое блюдо, ко мне подошел генерал Бежанов* (начальник опергруппы НКВД в Тюрингии) и доложил, что если мы здесь у них ночуем, то он просит допросить одного немца, которого он подозревает, что был директором сборочного завода ракет ФАУ-2, но Бежанову отказывается признаться в этом.

Ну, после такого сообщения у меня обед вылетел из головы, и я ему сказал: «Привезите его сейчас в соседнюю комнату, и я допрошу». Бежанов отдал распоряжение по телефону, а сам мне рассказал, что он с ним мучается вот уже пятый день, но тот категорически отрицает, заявляя, что он — директор локомобильного завода и никакого понятия о ФАУ-2 не имеет. И добавил: «Может быть, вам он скажет, кто он».

Я спросил, откуда у него данные о том, что он директор ракетного завода. Бежанов ответил, что к нему поступило письмо без подписи, поэтому уверенности нет.

Через несколько минут ввели в комнату верзилу 2-метрового роста, лет 45–46. Я ему предложил сесть, а Бежанову сказал, чтобы он вышел.

Я это сделал умышленно, так как думал, что Бежанов ему за 5 дней надоел, и, кроме того, если немец 5 дней твердил «нет», то и сейчас ему будет трудно занять другую позицию. Бежанов недовольно поднялся и ушел.

Немец понял, что я какой-то начальник, правда, у меня и на погонах было <���по> три звезды.

Первым вопросом моим был: «Ну, рассказывайте, кто вы и что вы?» Немец отвечает: «Я — директор локомобильного завода в Бляйхероде», и хотел продолжать версию, что выпускал его завод. Я ему сказал, что этот рассказ меня не интересует, мне о нем докладывал генерал Бежанов. Немец замолчал.

Тогда я ему сказал, что мне все о нем известно, а посему есть предложение: может ли он разыскать специалистов своего завода и в течение двух недель собрать мне из имеющихся запчастей в горе 15 штук ФАУ-2? Если не может, то я найду другого человека.

Когда ему переводчик с большим трудом перевел смысл моего предложения (он не знал технических слов), немец вскочил на ноги, вытянулся по-военному и, щелкнув каблуками, громко сказал: «Яволь!», т. е. «Точно!». «Согласен!» или что-то в этом роде.

Я внутренне удивился столь быстрому обороту дел, но подумал, что немец есть немец, его сбило мое дополнение, что найду другого, и он пошел сразу на все.

Я сказа! переводчику, чтобы позвал генерала Бежанова. Когда тот вошел, я ему сказал, а переводчику сказал, моргнул: «Переводи!»:

«Завтра утром, — показывая на немца, — освободить из тюрьмы, дать автомашину, сотрудника в гражданской форме, владеющего немецким языком, и помочь ему разыскать нужных людей для работы на заводе». Когда переводчик переводил, немец кивал головой. Тут же сказал, чтобы ему дали особнячок.

Затем, когда я сказал, что он должен за две недели собрать 15 ракет, то он встал и начал что-то говорить. Переводчик мне сказал, что он просит генерала дать на сборку 15 ракет не 2 недели, а три, так как не знает, соберет ли людей.