Иван Серов - Записки из чемодана

После игры всех участников вызвали к т. Сталину, где после короткого разговора т. Сталин предложил назначить Жукова начальником Генштаба, освободив Мерецкова от этой должности. При этом были высказаны упреки в адрес Мерецкова о том, что, несмотря на указание Сталина создавать механизированные корпуса, дело плохо двигалось.

Также плохо дело обстояло с обучением войск. Получался парадокс. С мест, я имею в виду из военных округов и от органов и погранвойск, поступают тревожные сигналы о наглом поведении немцев, граничащих с нами, т. е. практически от Балтийского до Черного моря, и в то же время в наркомате обороны дается установка укреплять обороноспособность армии, но в то же время не волновать немцев на границах!

Вот и получилась глупость. Вместо того чтобы Главному Разведуправлению Генштаба, начальнику Генштаба, наркому прийти в Политбюро и твердо, по-партийному, доложить, что назревает война, и эти слова подтвердить десятками фактов, которые были в руках, и просить Политбюро привести войска в мобильную готовность № 1, этого не сделали, и наркомату обороны во главе с Тимошенко все еще было неясно, нападет ли Германия на СССР.

Примерно в марте 1941 года мне позвонили из Ровно, что там приземлился немецкий двухмоторный самолет. Когда наши товарищи подходили к двум летчикам, то видели около самолета огонь. Подойдя ближе, увидели горящий самолет и сожженные карты.

Я приказал летчиков доставить в Киев. В Киеве мы поместили их в хорошей гостинице, а затем их привели ко мне. Во время разговора немцы вели себя самоуверенно, я бы сказал, нахально.

Довольно откровенно на мой вопрос ответили, что самолет сожгли, чтобы не достался русским, так как <���он> новейшего образца, работающий на дизельном топливе, чего у нас, русских, нет. Вот примерно и все, что мне удалось от них узнать, так как они заявляли на любой мой вопрос, что им присяга не позволяет отвечать на них.

Затем я все это доложил в Москву, а через день получил указание из Москвы отправить их в Германию, а сгоревший самолет дать осмотреть военным. Меня поведение немцев удивило, так как у нас с ними заключен договор о ненападении Молотов-Риббентроп, а действия недоговорные.

Через месяц после этого вроде незначительного события к нам через границу перебежал немецкий солдат, который уверял допрашивавших военных, что немцы готовятся к войне против СССР, и привел ряд фактов, доступных ему.

Когда я был во Львове, я нарочно поехал в Перемышль и далее по р. Сан проверить поступившие ко мне данные, что немцы возвели различные военные укрепления на своей стороне, вплоть до установки рогаток против танков, которые привезли из Франции.

Походив и поездив с начальником пограничного отряда по этим местам, я убедился, что немцы очень укрепляют этот район. Спрашивается, при наличии договора о ненападении, зачем это делать?

Вернувшись в Киев, и написал подробную записку в ЦК КП(б)У тов. Хрущеву Н. С. об этом и копию послал в Москву.

Мне Хрущев сказал, что записка интересная, и он ее доложит тов. Сталину. Из Москвы позвонил Кобулов и передал, что нарком сказал не заниматься глупостями. Странно все это было.

Накануне войны Сталин затевает очередную реорганизацию своих спецслужб.

3 февраля 1941 года из единого прежде НКВД СССР выделяется самостоятельный Наркомат госбезопасности (НКГБ), которому передаются все службы, непосредственно связанные с ГБ: разведка, контрразведка, правительственная охрана, шифрование.

Получает повышение и Лаврентий Берия: он назначается зампредом Совнаркома (проще говоря, вице-премьером), курирующим оба ведомства. Формально — Берия продолжает оставаться наркомом внутренних дел. Шеф НКГБ Всеволод Меркулов — тоже его человек, привезенный из Грузии. Всем подбором кадров в оба наркомата, естественно, руководит Берия.

К тому времени Серов уже не раз сумел продемонстрировать свою эффективность, особенно при «освобождении» Западной Украины и Молдавии.

О высокой оценке его заслуг Центром (то есть Сталиным и Берией) говорят сухие биографические факты.

26 апреля 1940 года он удостаивается высшей награды страны — ордена Ленина.

17 мая 1940-го — его избирают членом ЦК и Политбюро ЦК КП(б) Украины.

С января 1941-го — Серов уже депутат Верховного Совета СССР, а с 20 февраля — кандидат в члены ЦК ВКП(б).

Неудивительно, что вскоре его возвращают в Москву — 1-м зам. наркома в созданный НКГБ. Свою роль, очевидно, сыграло и то, что новый нарком Меркулов видел его в деле, приезжая на Украину в ходе подготовки польской кампании.

Кстати, точная дата назначения Серова вызывает вопросы. Во всех официальных источниках называется 25 февраля 1941 года. Между тем, в личных документах Серова, в том числе в послужном списке, составленном еще в его бытность председателем КГБ, значится другое число: 17 апреля. Подтверждается это и его дневниковыми записями.

В числе первых задач, полученных Серовым на новом месте, становится «зачистка» Прибалтики, присоединенной к СССР лишь накануне.

В соответствии с постановлением ЦК и Совнаркома «О мероприятиях по очистке Литовской, Латвийской и Эстонской ССР от антисоветского, уголовного и социально опасного элемента», в мае 1941 года Серова командируют в Прибалтику. Старшим от НКВД вместе с ним едет молодой зам. наркома Виктор Абакумов, еще недавно возглавлявший Ростовское УНКВД.

Именно здесь впервые пересекаются дороги двух будущих руководителей советской госбезопасности. Отсюда берет истоки их вражда, которой суждено будет вылиться в непримиримую, полномасштабную войну, превратившуюся в войну спецслужб. На долгие годы вперед Абакумов станет для Серова одним из самых опасных и ненавистных противников.

Разумеется, «очистка» Прибалтики не ограничивалась одним только разоружением офицеров, о чем вспоминает Серов. По плану операции репрессиям должна была подвергнуться вся прежняя элита: члены политических партий и национальных организаций, бывшие полицейские, крупные чиновники, помещики, фабриканты, русские эмигранты. Эта «категория лиц» подлежала аресту и направлению в лагеря сроком на 58 лет с конфискацией имущества.

Членов их семей ждала всего лишь ссылка на поселение «в отдаленные районы Советского Союза сроком на 20 лет » [61].

Справедливости ради следует, однако, сказать, что массовые депортации «враждебного элемента» начались лишь 14 июня 1941 года, то есть уже после отъезда Серова из Прибалтики. Принять в них непосредственного участия он уже не успел.