Семён Пегов - Я и рыжий сепар

Треск гостиничных пулеметов смолкает. Пустыня, окружающая пальмирские руины, погружается в неожиданную тишину, слышны только хрипы и откашливания запыхавшихся бойцов.

Тридцать секунд без боя. А потом гул в воздухе. Российские вертолеты возвращаются. Механический рык оглушает. Дым в воздухе, разрыв, «соколов» обдает песчаной волной. Кто-то матерится. Гайдар видит рядом обезумевшего от грохота Халеда.

Он на чем свет стоит поливает русских, раздосадованный тем, что чуть не попал под дружественный огонь. Осколок от бомбы, к счастью, никого не ранил, но повредил рацию. Она абсолютно безжизненно валялась у его ног.

Здоровое негодование радиста сменилось откровенными упреками: мол, хорошо сидеть на базе в Хмеймиме, гулять по набережным Латтакии, после незатейливых вылетов получать звезды на погоны, легко воевать в небе, пока они, сирийские ополченцы, тут в пустыне сутками ползают, чтобы убивать их же, российских, террористов.

То, что львиная доля захвативших Пальмиру игиловцев — это боевики из Чечни, Дагестана, Узбекистана и других бывших республик СССР, в сирийском ополчении конечно же знали все. Однако Гайдар не мог согласиться с упреками соседа, хотел заткнуть его грубо, но сдержался:

— Полегче, Халед! Среди нас тоже русские есть…

Радист насмешливо вылупился на него.

— Да ладно… Где? — издевательски повертел головой. — Если ты про авиацию, то они уже улетели.

— Я, например, — спокойно ответил Гайдар, — у меня мама русская, я родился в Москве.

Это не был развод. Отец добровольца на самом деле учился на инженера в России, там он познакомился с москвичкой Екатериной, молодые люди поженилась, у них родился Гайдар. Детство парнишка провел в российской столице, даже в первый класс пошел там, но потом отцу предложили хорошую должность в Сирии, и они всей семьей переехали в Латтакию.

Признание Гайдара слегка ошеломило Халеда, но капитулировать безоговорочно было не в его характере, поэтому в ответ радист пробурчал что-то типа: вот и погибай сам теперь под дружественным огнем, если, конечно, не придумаешь, как починить рацию.

Точку в этой перепалке поставил капитан Халиль, который скомандовал группе сделать финальный рывок. Через пару минут «соколы» рухнули к корням оливковых деревьев. Нужно было отдышаться и разведать местность. Халиль бросил клич, но после такого кросса стремительно желающих идти на подвиг не нашлось.

Массивный Халед, которому на то, чтобы прийти в себя, нужно было больше времени, чем остальным, тут же предложил кандидатуру Гайдара:

— У нас же есть кому террористов высле живать, Гайдар и язык русский знает, бородачи же часто на нем между собой разговаривают. За своего сойдет, если поймают, — съязвил радист.

Командир, естественно, обратил внимание на стычку между бойцами еще там, на пустыре. И, как водится в таких случаях, отправил в дозор обоих. Тем более что и рациональное зерно в словах Халеда тоже присутствовало. Знание языка может принести пользу.

Ополченцы по очереди перебегали от дерева к дереву, Гайдар недружелюбно посматривал на радиста, тот отводил взгляд, так как понимал, что поступил в общем-то подло, к тому же они теперь в одной тарелке.

Спустя полчаса он увидел, как его русский сослуживец напряженно замер.

Гайдар махнул ему рукой, давая понять, чтобы радист оставался на месте и не шевелился. Сирийский москвич услышал вдалеке разговор нескольких боевиков, но пока не мог определить, на каком языке они говорят, — сквозь оливковую листву просачивались лишь тембры их басистых голосов.

Террористы приближались, речь становилась все громче, они явно не предполагали, что в плантациях может прятаться кто-то еще и подслушивать. Группу капитана Халиля радикалы не заметили, иначе не вели бы себя так расслабленно. Судя по стабильному звуку, игиловцы остановились и теперь в полный голос спорили друг с другом.

Гайдар изо всех сил сконцентрировался на разговоре и чуть не фыркнул от радости, когда четко расслышал русское слово «братан». Такое обращение было принято у террористов с Северного Кавказа.

Говорили боевики быстро, эмоционально, с ярким акцентом, большую часть слов ополченец разобрать не мог. Однако отдельно вырванные его слухом фразы — «пятьдесят человек», «стрелять из-за деревьев», «с другой стороны», «гостиница», «машина», «взрывчатка» — позволяли составить общую картину.

Гайдар понимал — им с Халедом нужно как можно скорее и как можно тише сваливать. Необходимая информация получена, даже с избытком. Оставаться на месте опасно — если игиловцы продолжат прогулку и наткнутся на двух «соколов», вся их разведка потеряет смысл, да и головы на плечах не задержатся. Оба они алавиты из Латтакии — таких в Даиш казнят с особым пристрастием. А уж если Халед и в плену вздумает юморить на его счет, то запытать алавита-москвича для радикалов будет вообще джекпотом.

Он дал знак оцепеневшему от напряжения радисту — оттягиваться назад. Тот с готовностью повернулся спиной и активнее, чем следовало, начал переступать через корни оливковых посадок. Гайдар решил красться на расстоянии метров тридцати от напарника — по параллельной траектории. Боевики продолжали активно что-то обсуждать, постепенно их голоса таяли.

И вот когда, казалось бы, еще метров пятьдесят — и они будут вне зоны слуховой досягаемости, габаритный и потому неуклюжий Халед натыкается на острую ветку, распарывает рукав хаковой гимнастерки. Трещит по швам не только форма, но и дерево. Гайдар замирает. Раздается стрельба.

Он срывается с места и сломя голову несется в сторону своих, петляя между тесными оливками. Где-то справа ломится сквозь чащу Халед. Выстрелы замолкают. Игиловцы, ви димо, не были готовы к погоне и на подозрительный звук отреагировали дежурными автоматными очередями, причесав беспорядочной стрельбой внушительный зеленый сектор и успокоившись.

Гайдар сбавил ход, напарника не слышно. Сердце ополченца сжалось — возвращаться к отряду, не попытавшись отыскать товарища, не позволяла совесть. С другой стороны, невыносимо было снова рисковать. Неизвестно, сколько бы он выбирал из двух зол меньшее, если бы не стоны Халеда где-то поблизости.

Гайдар нашел радиста в рытвине, отдаленно напоминавшей окоп. Тот пустым взглядом смотрел на ногу и что-то ворчал. Шальная пуля рассекла икроножную мышцу, но артерии и сухожилия задеты не были. Кровотечение останавливалось легко, он быстро наложил повязку — по идее этот медведь должен доковылять до лагеря самостоятельно.

Поддерживать Халеда все-таки пришлось, хромал ополченец сильно. Но что больше всего злило Гайдара — у радиста заела болванка. Он практически выл и по дороге продолжал во всем обвинять русских — за последний час они стреляли в него дважды. Сначала с вертолетов. Сидели бы лучше на базе, без них разберутся. Потом эти бородатые басмачи, проповедующие Халифат. Понаехали, своих было мало.