Зинаида Чиркова - Вокруг трона Екатерины Великой

Иван Иванович проследовал к кабинету императрицы и на мгновение приостановился, бросив взгляд на двух рослых гвардейцев, подпиравших косяки высоких резных дверей. Те почтительно отодвинулись в сторону, искоса провожая взглядами старика.

Здесь его знали все, и всем было известно, что он входит в кабинет или опочивальню Екатерины без всякого доклада и императрица встречает его как родного отца.

Всем во дворце было приказано пропускать Ивана Ивановича к императрице во всякое время дня и ночи без околичностей, а тем более без докладов камердинеров. И все с почтением и некоторым страхом пропускали высокого стройного старика, не осмеливаясь задавать ему вопросы. Так и шёл он по дворцу, величественный и торжественный, а вслед ему неслись шепотки фрейлин и дежурных кавалеров. Уж больно необычен был приём этого старика у императрицы...

Екатерина сидела у своего маленького кабинетного столика и пила свой утренний крепчайший кофе. Тут же, на столике, отдалённом от обширного письменного стола, стояли большие корзинки с утренними булочками, сахаром и печеньем, изящные молочники со взбитыми сливками и огромный кофейник, из которого Екатерина то и дело подливала себе вкусную чёрную жидкость.

Приостановившись перед дверью в кабинет императрицы, Иван Иванович взял у секретаря большой длинный толстый свиток плотной бумаги, кивком велел ждать и отворил дверь.

Екатерина, сидевшая за маленьким кофейным столиком всё ещё в утреннем плоёном чепчике и широком бархатном халате, приветливо приподнялась и подала старику руку. Он чмокнул эту полную белую руку, а она прикоснулась губами к его лбу.

— Садись, Иван Иванович, — пропела Екатерина и жестом руки приказала камердинеру Захару Зотову подать ещё чашку.

Не успел Иван Иванович присесть за столик, как чашка уже стояла перед ним и Екатерина наливала ему кофе.

— С сахаром или как? — спросила она у старика.

— Не пью с сахаром, ты же знаешь, — обидчиво пробормотал старик и принялся размешивать кофе в чашке тонкой серебряной ложечкой.

— А что ж тогда мешаешь? — весело засмеялась Екатерина.

— Да по привычке, когда чай пью, — усмехнулся и старик. — Выдумали эти англичане пить почти бесцветную жидкость, только чуть пахнущую индийским чаем, да ещё заливать её сливками или молоком — и вовсе никакого вкуса нет. А кофе бодрит, ставит на ноги, да и вкус прекрасный...

Он взял печенье, намочил его в чашке, запил глотком кофе и лишь тогда внимательно взглянул в лицо Екатерине.

— Прекрасно выглядишь, — почему-то неодобрительно произнёс он, — и при всех заботах...

— Ой, все бы такие заботы, — опять счастливо засмеялась она, — просто жить хочется, делать дела хочется...

— Одобряю, — ласково проговорил старик, — хуже нет, когда женщина мается от скуки да тоски...

— Ты, я чаю, и мне принёс ещё заботы, — кивнула она на свёрнутый в рулон плотный толстый лист бумаги.

— Да это разве забота, — сморщился старик, — принёс идею показать, не даёт она мне покоя...

— Всё о нём, Воспитательном доме, хлопочешь? — лукаво усмехнулась Екатерина, сделав сразу большой глоток и закусив медовым печеньем.

Возле неё на полу сидели маленькие собаки — левретки, болонки, мопсы — почти с десяток. Она пила кофе и бросала куски печенья и сахара своим любимицам.

Иван Иванович сощурился, пристально посмотрел на большой кусок печенья, кинутый собаке, подхватившей его на лету, и произнёс так, словно говорил это себе, мысленно:

— Забота бастарда [42] Бастард — внебрачный сын владетельной особы. — заботиться о таких же бастардах, как он...

Екатерина сразу посерьёзнела.

— Неужели до сих пор мучает эта мысль?

— Да нет, не мучает, а сделать что-то для бастардов необходимо...

— Уж и проект дома принёс? — опять усмехнулась Екатерина.

— Да какой! — обрадовался Иван Иванович повороту разговора.

Он легко вскочил с кушетки, на которой сидел, и на краю маленького стола развернул рулон плотной толстой бумаги. На нём были какие-то чертежи, какие-то крохотные домики, аллеи, густо закрашенные оранжевой краской.

— Иван Иванович, сам видишь, нет у казны денег на твой Воспитательный дом...

— Похожу, пособираю, подкину своих денежек, да и ты что-либо дашь — вот и выстроим в Москве образцовый Воспитательный дом, всей Европе на зависть и удивление...

— Ладно, — смягчилась Екатерина, — мы об этом ещё поговорим. Скажи лучше, как здоровье?

— А что мне сделается? Видишь, я какой, могуч, как дуб...

— Да вроде прибаливать начал? — снова заботливо спросила Екатерина. — Если что, придворного врача Роджерсона вызывай, не стесняйся, а то ведь я тебя знаю, стараешься обходиться своими силами...

— Спасибо, матушка, за заботу, — улыбнулся Иван Иванович, — только ты и позаботишься, а больше и некому...

Она лукаво взглянула на него, словно напоминая о дочери Бецкого, которую недавно взяла в фрейлины, но ничего не сказала. Пусть он думает, что лишь она одна беспокоится о его здоровье.

— Ладно, — посерьёзнела Екатерина, — давай посмотрим, что ты там, в проекте своём, говоришь...

Она взяла несколько страниц предваряющего чертежи предисловия, прочла — она читала быстро, глаза её ещё не подводили, — и, отложив, снова взглянула на Бецкого.

И он точно процитировал отрывок из всего проекта:

«Дать Воспитательному дому место, называемое Гранатный двор с Васильевским садом, подле Москвы-реки, со всею лежащей около казённой земли, и саму землю, и строения, с отдаточной от Адмиралтейства мельницей, что на Яузе, и старую городскую стену употребить в строение...»

— Да ты наизусть весь проект знаешь! — изумилась Екатерина. — Знать, сильно задевает он твоё сердце, раз так о нём печёшься...

— Попечительский совет устроим такой, чтобы и вельможи пеклись о Воспитательном доме, — оживился Бедкой, — чтобы денежки не жалели для сего учреждения...

— Я так думаю, чтоб главным попечителем был ты, Иван Иванович, потому что никто, кроме тебя, не сумеет и деньги собрать для него, и озаботиться по-настоящему...

— С радостью возьмусь, матушка-государыня. — Бецкой поднялся и поднёс к губам руку Екатерины. — А в совет попечителей пригласим и Григория Орлова, и Никиту Ивановича Панина, и Голицына. Ещё есть задумка у меня: пригласить туда Сумарокова и Кокоринова, чтобы мыслили о пользе этого дела. Они сумеют распространить слух о доме да и помогут советом и трудами своими.

— Хорошо думаешь, Иван Иванович. Дай тебе Бог здоровья.

Екатерина поднялась, распахнула двери и выпустила всех своих собак в приёмную. Собаки, радостно рыча и заливисто лая, понеслись по коридорам к выходу на улицу.

Бецкой церемонно откланялся, снова поцеловал руку Екатерины и отправился по своим делам, всё такой же статный, стройный и высокий.