Зинаида Чиркова - Вокруг трона Екатерины Великой

Всё равно, надо было начать действовать — от Петра уже явились посланцы, царедворцы, искавшие лишь предлога удалиться от императора.

Но у Петра были в Ораниенбауме его любимые голштинцы, он мог уехать к войску, подготовленному для войны с Данией, как ему и предлагал фельдмаршал Миних, он мог захватить Кронштадт. И Екатерина возвестила, что сама пойдёт в Ораниенбаум впереди войск.

Это решение было встречено шумным ликованием. Все прекрасно сознавали, что этот поход будет только прогулкой, развлечением. Солдаты, стоящие с утра под ружьём, радовались, что наконец-то будет завершение их труду, в котором они сыграли такую видную роль.

И войско стало собираться в поход на законного императора. Первыми выступили легкоконные полки, преимущественно гусары и казаки. Их повёл Алексей Орлов.

Князю Мещёрскому указано было предводительствовать артиллерией с несколькими полевыми полками.

Сама Екатерина взялась руководить гвардией, которая должна была составить арьергард.

К десяти вечера все войска ушли из столицы. Екатерина оставила Сенату записку:

«Господа сенаторы! Я теперь выхожу с войском, чтоб утвердить и обнадёжить престол, оставляя вам, яко доверенному лицу, верховному моему правительству, с полною доверенностью, под стражу: отечество, народ и сына моего. Екатерина».

Сенат во всё время похода заседал в зале Елизаветинского дворца, а в смежной зале помещался наследник престола, Павел. Сенат обязан был как можно чаще сообщать Екатерине все новости...

Гвардейские полки выстроились перед дворцом. Екатерина явилась перед солдатами в мундире Преображенского полка, на высоком белоснежном коне, с саблей в руке и возвестила громким голосом, слышном во всех концах близлежащих улиц, что она возвела сама себя в чин полковника Преображенского полка и сама поведёт гвардию вперёд, чтобы защитить и отстоять честь императорской фамилии, наследника престола и себя, императрицу всероссийскую.

Многократное громкоголосое «Ура!», «Да здравствует императрица Екатерина!», «Многая лета матушке Екатерине!» заставило трепетать воздух над Мойкой, и солдаты, которых императрица пропускала мимо себя, восторженно кричали и кричали ей здравицы. Вся гвардия выступала повзводно, солдаты шли церемониальным маршем, и народ Петербурга также поддерживал многоголосые крики, переполняя воздух белой ночи восторгом и радостью.

В десять вечера, когда с Невы потянуло прохладой, а светлый сумрак белой ночи просветлел ещё более, готовясь к раннему восходу солнца, Екатерина выехала перед последними взводами гвардейцев в мундире и с саблей.

Она была очень хороша в этом радостном волнении светлого вечера: зелёный мундир, красные лацканы, высокие ботфорты, треуголка, украшенная плюмажем и золотой бахромой, — всё было ей к лицу.

Такой и увидела её княгиня Дашкова, когда вылетела из ближайшего переулка на громадном вороном коне с широкой, словно диван, спиной. Она была также одета в мундир Преображенского полка, хорошо подогнанный по её хрупкой фигуре.

Она оглядела сидящую на белоснежном рысаке Екатерину и сравнила её с собой. Обе они выглядели прекрасно, и может быть, такое возможно было лишь сегодня, в день торжества Екатерины. «Наверное, мундир императрицы будет храниться как реликвия в роду Александра Талызина, у которого Екатерина позаимствовала мундир», — подумала Дашкова, и в голове у неё мелькнуло, что и её мундир, позаимствованный ею у поручика Пушкина, тоже станет реликвией...

Она подскакала к Екатерине и вскинула руку в приветствии.

— Опаздываете, княгиня, — ласково уколола её Екатерина, — уже прошли все полки, остались лишь несколько взводов для охраны...

— О, ваше величество, — разулыбалась Дашкова, — вы не поверите, но меня задержал мой портной...

Екатерина отметила про себя, что Дашкова не сказала ей даже слова извинения, а ответила так, как будто портной — самое главное дело в её жизни. И уже тогда закралось у неё сомнение: так ли уж предана ей молоденькая княгиня?

А княгиня Дашкова сияла от лучей славы, которые падали на неё через Екатерину, императрицу.

И уже через день слава нашла Дашкову: иностранные министры при русском дворе отписали своим правительствам, что Екатерина ехала в Ораниенбаум вместе с молоденькой — девятнадцати лет — княгиней Дашковой, руководительницей всего заговора. «Она возвела Екатерину на престол!» — разнеслось по всей Европе.

Это был её звёздный час — час, который оставил её имя в истории.

Но княгиня напрасно строила воздушные замки. Как и посланники при русском дворе, она ожидала, что уж если не править ей вместе с Екатериной, то хотя бы управлять внешней политикой, быть министром. Но её честолюбие столкнулось с честолюбием самой Екатерины, и всего через несколько месяцев Дашкова оказалась в оппозиции к новой императрице.

Пока же она скакала рядом с Екатериной и упивалась сознанием своей особой роли в судьбе русской императрицы.

Всего девять вёрст от Петербурга прошли войска, возглавляемые Екатериной, Это было для княгини поистине незабываемое зрелище — впереди небольшой отряд конных гвардейцев, за ними на довольно значительном расстоянии Екатерина и княгиня Дашкова на своих чистокровных великолепных лошадях, сзади блестящая свита царедворцев, и только потом замыкающий отряд конных гвардейцев.

Княгиня то и дело поглядывала на императрицу, отныне самодержицу всероссийскую. Та сидела на своём белом скакуне гордо и величественно, и даже треуголка, слегка сползавшая ей на лоб, не мешала ей красиво держать удила, и конь покорно слушался её, умеряя шаг. Княгиня старалась держаться так же, как императрица, и радужные мечты застилали ей глаза, заставляли рисовать в воображении картины того, как она, княгиня, будет ведать всей внешней политикой России, влезать во все государственные дела и даже, может быть, давать советы Екатерине и слегка руководить ею...

К Екатерине подъехал кто-то из важных сановников и тихо шепнул ей на ухо, что войска слишком устали и пора позаботиться о ночлеге.

Екатерина встрепенулась. Да, конечно, с восьми утра были солдаты под ружьём, присягали, затем охраняли её в Зимнем, а потом и в Елизаветинском дворце и не ели, не пили с самого утра. Да и сама Екатерина чувствовала, что и ей, с раннего утра бывшей в таком напряжении, в лучах поднимающейся славы и огромных забот, следует отдохнуть.

Скоро подъехали к неказистой деревушке с единственной харчевней, которую местные крестьяне весело окрестили «Красным кабаком», и Екатерина решила отдохнуть здесь.

Сумеречный свет белой ночи позволял видеть всё вокруг, и солдаты немедленно расположились биваками [25] Бивак (бивуак) — стоянка войск или участников похода, экспедиции, путешествия и т. п. вокруг харчевни. Загорелись бледные в северной ночи костры, кашевары взялись за приготовление пищи, а солдаты немедленно повалились прямо на землю и прикрыли глаза в ожидании каши...