Александр Наумов - Из уцелевших воспоминаний (1868-1917). Книга I

Мы съ женой давали себѣ объ этомъ отчетъ, но я былъ увѣренъ, что природная скромность, простота и выдержка Анюты со временемъ возьмутъ свое и побѣдятъ всѣ кривотолки.

Я не ошибся. Она произвела на всѣхъ окружающихъ такое впечатлѣніе, что сдѣлалась сразу же общей любимицей не только головкинской, но и губернской, завоевав, до конца нашего въ Россіи пребыванія, прочныя симпатіи всѣхъ, съ кѣм встрѣчалась. По ироніи затѣйницы-судьбы, одной изъ ея первыхъ поклонницъ оказалась та самая непримиримая „но своимъ взглядамъ” снобистка, посовѣтовавшая мнѣ въ качествѣ жены „какую-то” Ушкову въ заповѣдныя дворянскія мѣста не привозить!...

Тихая и деликатная, Анюта внесла немалое успокоеніе и утѣшеніе въ надломленныя сердца моихъ бѣдныхъ родителей, быстро оцѣнившихъ ея высокія душевныя качества. Они искренне къ ней привязались. Благодаря всему этому, жизнь наша не только „дома”, но и „на людяхъ” стала мало-помалу налаживаться самымъ благопріятнымъ образомъ.

Что же касается моихъ хозяйственныхъ заботъ и дѣлъ, то, несмотря на очевидную необходимость скорѣйшихъ реформъ въ головкинскомъ хозяйствѣ, я принялъ съ самаго же начала рѣшеніе крайне осторожно вмѣшиваться, ввиду явно выраженнаго желанія больного моего отца продолжать свое исконное дѣло руководительства Головкинскимъ имѣніемъ при содѣйствій прежняго управляющаго.

Единственное новшество, на которое я тотчасъ же по нашемъ пріѣздѣ рѣшился — это приспособить нашъ большой деревенскій домъ для нашей молодой семейной жизни, и ввести в него то, что именуется современнымъ комфортомъ.

Къ первому сентября предстояла мнѣ срочная поѣздка въ Москву по дѣламъ моей жены и всѣхъ Ушковыхъ.

Для оформленія нѣкоторыхъ нужныхъ документовъ требовалось личное присутствіе моей жены. Мы поѣхали въ Москву вмѣстѣ, и такъ какъ потомъ мы ѣхали въ Крымъ, то захватили съ собой и нашу малютку съ ея няней.

Попавъ въ Форосъ, я весь отдался изученію винодѣлія. Съ этой цѣлью я старался возможно подробнѣе осматривать наиболѣе интересные и показательные подвалы Южнаго Побережья — частные, удѣльные и казенные. Но здоровье мое было не въ порядкѣ. Разъ, на пути изъ Фороса въ Севастополь, я почувствовалъ себя очень худо: со мною случился припадокъ сильнѣйшей слабости и острый приступъ кашля.

Изъ горла показалась кровь и я сильно ослабѣлъ. Тотчасъ же меня перевезли домой, и тогда Константинъ Капитоновичъ взялъ меня окончательно подъ свое покровительство, позвавъ въ качествѣ консультантовъ извѣстныхъ въ то время врачей — Бокова и Щуровскаго.

Оказывается, добрѣйшій мой тесть давно, еще съ Крыма, не безъ опаски присматривался къ состоянію моего здоровья Его тревожныя подозрѣнія оправдались. Произведенный по приказу упомянутыхъ врачей анализъ далъ печальный результатъ: были найдены цѣлые очаги Коховскихъ туберкулезныхъ бациллъ. Весной слѣдующаго года опасность миновала, но врачи требовали, чтобы мы уѣхали на югъ, да еще на Принцевы острова.

Меня уложили въ постель. Температура все время держалась повышенная. Самочувствіе было прескверное. Я сталъ не въ мѣру раздражителенъ и не хотѣлъ слышать о поѣздкѣ на Принцевы острова, настаивая на томъ,чтобы меня отпустили домой къ себѣ — въ родное Головкино.

Въ концѣ концовъ, мы сговорились на томъ, что насъ со всей семьей тотчасъ же отправятъ не на острова, а обратно въ Форосъ, гдѣ за мнЬй будетъ установленъ надлежащій медицинскій уходъ, и гдѣ велѣно было мнѣ жить, одной лишь „животной” жизнью.

Въ Форосѣ намъ были отведены во дворцѣ лучшія солнечныя комнаты и предоставлено было для насъ все въ смыслѣ идеальнаго комфорта и самаго заботливаго ухода.

Условія Форосской жизни создались для насъ исключительно благопріятныя. Погода стояла превосходная. Яркое, теплое солнце, заливавшее своимъ свѣтомъ огромныя, прекрасныя комнаты дворца, кругомъ чудная растительность, масса хвои; передъ Форосомъ разстилалась безбрежная морская стихія со своими бризами и іодистыми испареніями — ни пылинки кругомъ — все чисто, красиво, благоуханно...

Попавъ въ благодатный Форосъ, я всѣми своими помыслами и силами старался все сдѣлать, чтобы достигнуть быстрыхъ и положительныхъ результатовъ.

Въ результатѣ я, черезъ три недѣли по моемъ пріѣздѣ, пересталъ кашлять, температура установилась нормальная, вернулось бодрое самочувствіе, а черезъ мѣсяцъ - другой я пользовался почти полной свободой здороваго человѣка.

Начались тогда мои интереснѣйшія горныя экскурсіи съ гончими и ружьемъ.

Одновременно я страстно увлекался морскимъ спортомъ — въ моемъ распоряженіи имѣлась парусная шлюпка съ двумя прикомандированными матросами-рыболовами — смѣлыми, опытными моряками. Мы уходили далеко въ синее море, пользуясь „свѣжимъ” вѣтромъ. Пробовалъ я охотиться и за сновавшими подъ самымъ носомъ шлюпки, или рядомъ около бортовъ выпрыгивавшими „морскими свиньями” — дельфинами: забавная была охота, но не добычливая.

Выходя изъ комнатъ, я бралъ всегда съ собой черезъ плечо складную винтовку, зная, что подъ берегомъ, да и въ самомъ „Райскомъ саду” на обширныхъ басссейнахъ можно было встрѣтить интересную пернатую „дичь” — дикихъ утокъ, гагаръ и лр. За одну эту зиму я наколотилъ столько бѣлогрудыхъ гагаръ, что впослѣдствіи изъ ихъ шкурокъ жена устроила воротнички, рукавчики, шапочки — однимъ словомъ полный гарнитуръ для нашихъ трехъ очаровательныхъ дочекъ подростковъ.

49

Наступилъ новый 1900 годъ, который пришлось намъ съ Анютой встрѣтить вдали отъ родного Головкина и дорогихъ для насъ престарѣлыхъ его обитателей...

Новый Годъ встрѣчали съ нами почти всѣ Ушковы, и во дворцѣ вновь ожило веселье и появилось многолюдье.

Съѣхалось и снова все такъ же быстро разъѣхалось, а мы сами, оставшись опять въ своемъ счастливомъ одиночествѣ, стали готовиться къ повторному великому нашему событію. Въ началѣ февраля ожидались роды. Все къ этому сроку было мною заранѣе приготовлено: пріѣхали заблаговременно изъ Москвы акушеръ Александровъ съ опытной женщиной.

Къ этому же времени относится также пріѣздъ ко мнѣ архитектора Александра Александровича Щербачева, спеціально вызваннаго мною изъ Самары, съ цѣлью обсудить прожектъ постройки мною городского дома, подъ который я имѣлъ въ виду пріобрѣсти въ г. Самарѣ полномѣрный, въ 500 кв. саж., участокъ въ превосходномъ мѣстѣ — на Дворянской улицѣ противъ Струковскаго городского сада.

Щербачевъ, окончившій однимъ изъ лучшихъ курсъ Императорской Академіи Художествъ, ученикъ Бенуа, попалъ въ городскіе архитекторы въ Самару, женился на дочери бывшаго извѣстнаго Самарскаго Головы Алабина и обжился тамъ, заплывая мало-по-малу провинціальнымъ жиркомъ. Познакомившись съ его бывшими работами, я увѣровалъ въ его способности и захотѣлъ предварительно оживить его несомнѣнный, но былой, нынѣ „осамарившійся”, талантъ.