Александр Авдеенко - Наказание без преступления

Проводив меня до двери, нарком пожелал счастливого плавания и сказал на прощание: «Летом будущего года я могу, если не пропадет желание к морским путешествиям, устроить вас на теплоход «Кооперация». Совершите путешествие в Англию и Америку».

Вот как изменились мои дела. Не пропадешь с таким могущественным другом, как Мехлис. Редактор «Правды». Пост бывшего члена Политбюро Бухарина.

Прежде чем отправиться в Одессу, необходимо было приодеться. По моей просьбе нарком торговли Вейцер Израиль Яковлевич распорядился, чтобы ателье Мосторга обмундировали меня для путешествия. Мосторговские мастера сшили мне демисезонное пальто, коричневый костюм-тройку, несколько рубашек. Изготовлен был и шикарный «рабочий» костюм — синяя морская форма с золотыми нарукавными нашивками. Не забыли и о морской фуражке.

Перед отъездом в Одессу я вырядился в новенький костюм и, конечно же, отправился на Арбат в Плотников переулок, чтоб покрасоваться перед своими друзьями Беспаловыми.

Фрада по привычке всплеснула ладонями, расхохоталась и сказала, что габардин и ратин оказались бессильными испортить симпатичного рабочего парня Магнитки.

— Валюту получил? — спросил Мехлис, когда я накануне отъезда в Одессу зашел к нему попрощаться.

— Все в порядке, — ответил я и показал тоненькую пачку английских фунтов стерлингов. К моему удивлению, Мехлис презрительно фыркнул.

— Какой же это порядок, если спецкору «Правды» выдали нищенскую сумму?

Тут же снял трубку телефона, набрал номер, назвал себя и строго выговорил, что мало выдали валюты.

— Крохоборничаете, дорогой товарищ. Дайте раз в семь, а то и в десять раз больше. Да, да, под мою ответственность. Распоряжение оформим потом, а сейчас поднимайтесь ко мне с долларами и фунтами и лично вручите их нашему спецкору.

Прошло минут пятнадцать или двадцать после звонка Мехлиса, и в его кабинете появился главный бухгалтер «Правды». Он вручил мне солидную пачку валюты, попросил расписаться в платежной ведомости.

Знал я силу Мехлиса, верил в его поддержку и все равно со страхом поднимался на борт «Грузии», ждал, что пограничники дадут мне от ворот поворот, если Ягода не захочет выпустить меня за границу. Напрасные страхи. Проверив мореходку, заменяющую загранпаспорт, и козырнув, пропустили.

Моими спутниками, кроме команды корабля, оказалась большая группа людей, говорящих не то на немецком, не то еврейском, не то еще на каком-то языке. На иностранных туристов непохожи. Нашенская беднота: одеты и обуты кое-как. С узлами, фанерными чемоданами, с мешками, набитыми чем-то мягким, с домашним скарбом: чайниками, ведрами, тазами, кухонной посудой. Стоят на корме вдоль борта и прощаются, похоже, с Одессой. Кто такие? Куда направляются? Зачем? Как могли получить право выезда за границу, когда его выдают только дипломатам да еще некоторым высокопоставленным лицам по особому разрешению самой высокой инстанцией? На мои вопросы, обращенные к пожилому мужчине с пейсами, в старинном лапсердаке, в мятой шляпе, сделанной, вероятно, в прошлом веке, вызвался ответить человек в отличном твидовом пиджаке, надетом поверх белого свитера, ухоженный, с румяным лицом, привыкший хорошо есть и пить, быть независимым, всюду чувствовать себя как дома, в общем — бывалый, преуспевающий в жизни. Это я сразу почувствовал, как только он заговорил. Первыми же словами он отделил себя от корабельной бедноты.

— Зачем вопросы, дорогой товарищ моряк? Ведь за версту видно, что это местечковые евреи родом из Молдавии, южной Украины и Белоруссии, что покидают землю, где родились и выросли, и направляются в Палестину, где текут молочные и медовые реки с кисельными берегами, где на каждом дереве зреют золотые апельсины, где не бывает морозов, где падает с неба манна небесная, где на каждом шагу синагога, в которой никто не мешает молиться, откуда ближе всего до бога, царя Давида и библейского Моисея…

Балагур с Молдаванки? Один из прототипов одесских рассказов Бабеля? Подумав так, я произнес другие слова:

— А вы… вы тоже эмигрант? Направляетесь в Палестину?

— Да, я направляюсь в Палестину, но не эмигрант. Сопровождаю эмигрантов как полномочный представитель Красного Креста. Доставлю людей на место назначения и вернусь домой. Моя фамилия Бергер. А как прикажете вас величать?

Я назвал свою фамилию.

Меня интересуют эмигранты, но я не задаю Бергеру вопросов: рассчитываю на его словоохотливость. И правильно сделал:

— Почему же, товарищ моряк, вы не спрашиваете, как этим бедным евреям удалось вырваться из страны, в которой эмиграция категорически запрещена? За какие такие заслуги они получили правительственную привилегию? Ларчик раскрывается просто: имеют в Америке, Англии, Франции, Германии богатых родственников. Эти родственники и выкупили евреев у Советского правительства. Пятьсот долларов за одну голову… извиняюсь, за выездной сертификат. Так что правильнее было бы называть моих подопечных не эмигрантами, а проданными душами. Живыми, а не мертвыми душами. Гоголь на новый лад.

Слишком смелые речи для представителя Красного Креста на борту советского корабля «Грузия», да еще на виду у Одессы и пограничников, у причальной стенки порта. Я промолчал. Мне показалось, что меня хотят втянуть в непотребный разговор. Нет, дальше он не пошел, почувствовал мою настороженность. Взял меня под руку и повел на то место палубы, где хорошо были закреплены трехэтажные квадраты ящиков-сеток с кудахтающими разноцветными курами.

— Это моих рук дело. Считал своим долгом позаботиться о людях: обеспечить кошерной пищей. Жалко мне их, бедняг. Я ведь тоже еврей, как вы догадались, видел, и не раз, Землю Обетованную и все, что на ней происходит. Два города-близнеца раскинулись на берегу Средиземного моря — чисто еврейский Тель-Авив и чисто арабский Яфа. Только площадь с тюрьмой разделяет их. Но арабы не бывают в Тель-Авиве, а евреи в Яфе. И те и другие смертельно ненавидят друг друга. Еврей не сядет в такси, если за рулем араб. Араб и за версту не приблизится к еврею-таксисту. Хозяева Палестины англичане ничего не делают, чтобы примирить евреев и арабов, наоборот, разжигают вражду. Разъединяют и властвуют. Враждуют и евреи между собой: богатый с бедным, коренной с эмигрантом.

Бергер готов был рассказывать мне о Палестине и час и два, но его голос заглушила басистая сирена «Грузии».

Дрогнуло мое сердце от мощного гудка, в тысячу раз превышающего паровозный. Очень хотелось мне посмотреть на древние земли, где зарождалась цивилизация, но душу мою не притягивала к себе чужбина. Еще не видя ее, я был уверен, что она не затмит мне Магнитку с ее бараками, котлованами, с ее строительным хаосом, милым моему сердцу, ибо я угадываю в нем, в этом хаосе, безупречный будущий порядок гигантского металлургического комбината. Был я и останусь плотью от плоти Магнитки-матери, ее преданным сыном. Она меня очеловечила. Она призвала меня в культуру, в искусство, в литературу. В ее рабочем облике я вижу всю красоту человечества.